точки зрения нельзя рассматривать как международное преступление. Мы считали бы возможным принять указанные пункты лишь при условии, если бы в них было включено ясное указание на то, что речь идет о фашистской агрессии. Нашим представителям в Лондоне даны указания решительно возражать против указанных двух пунктов. Однако англичане и американцы настойчиво добиваются их сохранения, французы их в этом поддерживают».

5 сентября 1945 года советское правительство и Политбюро ЦК ВКП (б) приняли идентичные решения о подготовке Нюрнбергского процесса. Была создана специальная правительственная «Комиссия по руководству подготовкой обвинительных материалов и работой советских представителей в Международном военном трибунале в Нюрнберге». Ее главой стал А. Я. Вышинский, а членами — прокурор СССР К. П. Горшенин, председатель Верховного суда СССР И. Т. Голяков, нарком госбезопасности В. Н. Меркулов, а также его заместитель генерал-полковник Б. З. Кобулов.

6 сентября в состав Комиссии Вышинского был включен и глава армейской контрразведки СМЕРШ В. С. Абакумов, а 3 ноября — нарком юстиции Н. М. Рычков.

Вышинский и члены его Комиссии готовили директивы для советской делегации в Нюрнберге, подбирали обвинителей, переводчиков, связистов, шифровальщиков и других работников для отправки в Нюрнберг. Причем каждый из подлежавших отправке на процесс проходил проверку через аппарат Наркомата госбезопасности (НКГБ), после чего его кандидатура передавалась Комиссии по выездам за рубеж во главе с секретарем ЦК ВКП (б) Г. М. Маленковым.

НАТАЛЬЯ СЕРГЕЕВНА ЛЕБЕДЕВА, российский историк

21 ноября 1945 года Политбюро ЦК ВКП (б) решило создать еще одну Комиссию, теперь уже непосредственно в Нюрнберге — тоже под председательством А. Я. Вышинского. Его заместителем стал К. П. Горшенин.

Однако даже эта новая Комиссия Политбюро не была последней инстанцией. Принятие ключевых решений было исключительной компетенцией Сталина. Косвенно об этом позволяет судить журнал записи лиц, посещавших его кремлевский кабинет. Например, в 1945 году А. Я. Вышинский был у товарища Сталина 60 раз. Для сравнения: маршал Г. К. Жуков в том же году встречался с верховным главнокомандующим лишь 11 раз. И беседы Сталина с Вышинским были обстоятельными: нередко они длились по два часа и более. Иногда Вышинский заходил к вождю даже дважды в сутки.

Уже 26 ноября Комиссия выдала такое решение: «По каждому документу тт. Руденко и Никитченко обязаны давать заключение о его приемлемости или неприемлемости с точки зрения интересов СССР, в случае надобности не допускать передачи и оглашения на суде нежелательных документов».

27 ноября 1945 года А. Я. Вышинский лично прибыл в Нюрнберг.

В его честь был дан обед, и на нем Вышинский предложил на русском языке тост за смертную казнь в отношении всех заключенных. Британец Дэвид Максуэлл-Файф тут же отметил, что это можно истолковать как сговор между судьями и прокурором. Роберт Джексон тоже выглядел встревоженным.

В следующий раз Роберт Джексон устроил в честь Вышинского прием и ужин в «Гранд-отеле». На другой день, в пятницу, организовала ответный пир советская сторона, на третий, в воскресенье, всех пригласили к себе англичане.

Ощущая себя представителем Сталина, Вышинский чувствовал себя хозяином положения и за столом мог позволить себе кроме остроумных и благодушных тостов — тосты нетактичные. Например, 1 декабря 1945 года на банкете в его честь, устроенном Дэвидом Максуэлл-Файфом, участником обвинения от Великобритании, он поднял бокал «за самых лучших и благородных союзников СССР — англичан и американцев». Оскорбленные французы тогда демонстративно покинули зал.

А. Г. Звягинцев в своей книге «Нюрнбергский набат» пишет:

«Невозможно представить, что это была оговорка. Вышинский не мог допустить подобных промашек. Скорее всего, будучи рупором Сталина, Вышинский в своем застольном спиче напомнил французам о недовольстве советского руководства слишком быстротечным падением Франции под натиском фашистской Германии».

По мнению А. Г. Звягинцева, «союзники хорошо знали Вышинского и были уверены, что именно он приедет в Нюрнберг в роли главного обвинителя от СССР». И Вышинский очень хотел быть главным обвинителем от СССР в Нюрнберге, и Р. А. Руденко прекрасно понимал это. Но Сталин решил по-другому. Он посчитал, что Вышинский должен руководить советской делегацией из Москвы.

Можно себе представить, как недоволен был Вышинский, ведь участие в Нюрнбергском процессе в такой роли и на глазах всего мира могло стать ярчайшей страницей в его биографии. Он полагал, что это станет апогеем его карьеры как государственного обвинителя, обеспечит ему благожелательное международное признание, нейтрализовав до некоторой степени его «известность» по политическим процессам 1930-х гг.

Плюс, и это тоже было очень важно, роль главного советского обвинителя в Нюрнберге могла укрепить его и без того весьма прочные отношения с товарищем Сталиным, который и не думал скрывать, что придает этому процессу огромное значение и будет непосредственно следить за его работой.

Но эта роль досталась другому. Естественно, это возбудило «определенную ревность» у Вышинского, который стал пристально и пристрастно следить за работой Руденко и периодически критиковать якобы слабую подготовленность обвинения к процессу и «распыленность обвинительной линии».

На любое предложение Руденко Вышинский представлял Сталину свою версию. Но тот вносил в его тексты правки, которые во многом были созвучны тому, что писал Руденко. И даже однажды, когда же помощник положил на стол Сталину изначальную версию выступления, подготовленную Руденко, вождь не преминул поставить Вышинскому на вид, что, мол, есть хороший проект документа и не надо вмешиваться в работу человека, который правильно и грамотно делает свое дело.

Само собой, это не добавило симпатий к Руденко со стороны Вышинского, который в дальнейшем, курируя работу советской делегации в Нюрнберге, внимательнейшим образом следил за всеми деталями и уж, конечно, при малейшей ошибке не преминул бы воспользоваться ей, чтобы подорвать позиции главного обвинителя.

Типичный пример. Когда американцы предложили снять обвинения со старика Густава Георга Круппа и добавить в обвинение имя другого, более молодого, члена династии Круппов, они предложили в связи с этим перенести открытие процесса на две недели. Членам советской делегации идея переноса процесса показалась заманчивой. Но уже 16 ноября на заседании Комиссии Вышинский заявил, что у главного обвинителя Р. А. Руденко нет плана проведения процесса и вообще он не готов к работе. Главный обвинитель от СССР был вызван в Москву и вынужден был сказаться больным.

А 19 ноября Вышинский направил заместителю главного обвинителя от СССР Ю. В. Покровскому предписание в случае, если большинство главных обвинителей будет против отсрочки процесса, заявить, что им не получено полномочий участвовать в процессе без главного обвинителя от СССР. Плюс ему предписывалось сказать, что он будет вынужден довести до сведения Советского правительства об отклонении предложения советского обвинения и о создавшемся в силу этого положении.

Однако это не подействовало. В последний момент Москва согласилась на участие советских обвинителей в открытии процесса, хотя и без Руденко.

В итоге Вышинский,