ему пару-тройку милых детишек, разобьет в саду оранжерею и будет готовить умопомрачительные блюда, а его матушка будет так счастлива, что даже станет отличной, доброй свекровью и ласковой бабушкой. Идиллия…

Мы отдышались и Марсель хрипло сказал:

– Неплохо было бы выпить, верно? Я могу сварить какао с молоком.

– Какао с молоком?

– Да. Все остальное мне уже порядком надоело за сегодняшний день.

– Да. Пожалуй. Хотя, у меня есть минеральная вода и лимон.

– Это потом.

– Когда?

– Позже. Я не собираюсь никуда уходить. А завтра мы поедем ко мне в мастерскую.

– Что ж. Я только скажу об этом Лиону.

– Зачем?

– Как же? Он сейчас в спальне. Спит себе. Нехорошо, если утром он проснется, а меня нет.

– Что? – Зрачки Марселя расширились. – Лион тут? В соседней комнате? Ты с ума сошла?

– Ты не дал мне времени объясниться.

– Я думал, ты поняла меня еще в ресторане… чертовка! – Марсель запрокинул голову и тихо рассмеялся.

– И что теперь? Поедешь домой? – прищурилась я.

– Черта с два. Ты напишешь своему Лиону записку и мы поедем ко мне в мастерскую. Там есть мебель, кухня и еда.

– Я бы предпочла отдохнуть и выспаться.

– Но…

– Иди, вари свое какао, а я заскочу в душ.

– Но…

– Нет у меня никакого Лиона. Я одна. Как перст.

– Вот как…

– Да.

– Захотелось меня подразнить?

– Ужасно. Как видишь, не смогла с собой совладать.

– Я тебя накажу.

– Накажи.

И Марсель наказывал меня до самого утра. Он мог быть нежным и страстным одновременно. Он был отличным любовником. Самым лучшим моим любовником. Все, что он делал со мной – было прекрасно. И все, что я делала с ним – тоже. Я словно уплывала куда-то, в параллельное измерение, где я становилась уже немного другой, а Марсель становился кем-то другим. Но это все равно были мы…

Глава 10

– Расскажи мне о своей маме, – попросила я Марселя, прижимаясь к его груди. – Ты ее так странно называешь… матушкой… почему?

– Не знаю… Так повелось… Она у меня женщина с прибабахом.

Мы тихо рассмеялись. Я поудобнее устроилась на груди у Марселя.

Мы лежали на кровати, обвившись руками, переплетясь ногами, и нам было хорошо…

– Ее зовут Роза.

– О…

– Но она ненавидит это имя.

– Почему?

– Считает простым, банальным. Так что во Франции она стала называть себя Николь. Или просто Нико.

– Как мило…

– Своего отца я не знаю. Никогда его не видел. Нет даже ни одной его фотографии.

– Почему?

– Это была мимолетная встреча. Моя мать ни о чем тогда не думала. Просто любила. Все, что она знала о моем отце, – что его зовут Жан-Пьер. Да и то… Правда ли? Мало ли, каким именем можно назваться? Ведь так?.. Они прожили вместе месяц. Жили у нее, а не у него. У него она ни разу не была. Она даже не знала, где он живет, есть ли у него родители, кто они… Мать все рассказала о себе. Он о себе – ни слова. Как-то у него так получалось. А потом мать забеременела. И сообщила об этом моему папаше. Он обрадовался. Целовал живот. И захотел немедленно купить шампанское и отпраздновать это событие. Даже два события. Он вдруг немедленно захотел жениться на моей матери. Захотел устроить помолвку. Познакомить с родней. И ушел, стало быть, за кольцом и шампанским… И так и не вернулся…

Сумбурно проговорив все это, Марсель замолчал и уткнулся носом в мои волосы. Я лежала, боясь шелохнуться.

– Мать до сих пор считает, что он погиб. Или пропал без вести, – глухо сказал Марсель, переворачиваясь на спину и обнимая меня одной рукой. Он не хотел меня отпускать ни на секунду. – Имя мне досталось по названию города, в котором у матери случилась великая любовь.

– Думаешь, она действительно в это верит? – осторожно спросила я.

– Сначала верила. Потом заставила себя поверить. А теперь отречься от этого – значит предать всю свою жизнь.

– Да. Наверное… Жаль…

– В принципе, все у нее сложилось удачно.

– Ты родился, – улыбнулась я.

– Потом она встретила Жюльена. Они прожили вместе много лет, он заменил мне отца, а мать так и не вышла за него замуж. Как же, нельзя предать любовь, пропавшую без вести. А теперь, когда Жюльена нет, тем более. Вот и заигралась… На самом деле моя матушка человек жесткий, собранный, она умна, вообще тонкая женщина. А эту маску городской сумасшедшей и наивной дурочки без возраста ей приходится носить постоянно. Боюсь, она к ней уже привыкла. Срослась с ролью. И уже не играет так, а живет. Что ж…

– Получается, что женитьба на удобной жене – всего лишь дань роли твоей матери, а не ей самой.

– Да. Это так. Но это мы понимаем. А моя мать – уже нет. Ради своей прихоти она готова лишить меня галереи. А я этого не хочу. Мастерская – это мой дом.

– Ты живешь в галерее?

– Да.

– У тебя нет квартиры?

– Она мне пока не нужна. Нет у меня такой потребности. Если уж что и покупать, так это дом. Когда я почувствую, что он мне нужен, я его куплю.

– А где же собираются жить новоиспеченные супруги?

– В квартире матери, конечно. Она большая. Места хватит. И матушка на этом настаивает. Мол, самое лучшее в жизни – это большая и дружная семья.

– Как же ты собираешься жить в этой большой и дружной семье?

– Как и сейчас. Ничего особо не изменится. Я буду пропадать на работе, в галерее, а пред очи семьи появляться иногда. Только теперь в моей кровати появится Криста… Да…

Марсель резко сел, поджав к подбородку ноги. Мне стало даже немного жаль его.

– А ты не можешь просто выкупить потом эту галерею обратно? – спросила я.

– Что?

– Ну, если матушка отпишет от тебя галерею… Ты смог бы выкупить ее обратно?

– У нее – нет.

– А потом?

– Не факт. И вообще, как-то унизительно покупать то, что должно быть твоим и было твоим, и стало тебе домом… Из-за каприза…

Марсель передернул плечами. Я села рядом и положила голову ему на плечо.

– Боюсь, моя мать стареет. В смысле, теряет четкость мыслей, следовательно, и действий. Плюс старческий эгоизм. Увы. Надо терпеть. Все мы будем старыми. И родителей не выбирают.

– Это так… Просто надо еще в молодости позаботиться об этом.

– О чем?

– О наследственности. Написать завещание, оговорить в нем, что только оно является настоящим и не подлежит изменению, ибо последующие изменения будут идти от эмоций, а не от разума. Написать прямым текстом: все нажитое мною оставляю своим детям, какими бы они ни были, ибо это мои дети.

– Думаю, это лишнее. В старости человек не становится другим. В нем утрируется то, каким он был. Если он был эгоистом, он будет эгоистичен вдвойне. Был скупым – станет скупердяем. И все в том же роде. А моя матушка… Ее опекали родители, потом Жюльен, мой папаша – всего лишь эпизод. Может быть, это задело ее самолюбие. Ее бросили. И она придумала себе легенду. Это тоже может быть. Моя мать – женщина избалованная, ни дня в жизни не работавшая. Но она моя мать. И я ее люблю. Жаль, что она уже одобрила Кристину… И подготовка к свадьбе идет полным ходом…

Меня кольнуло в сердце и оно гулко стукнуло в грудь.

– Я неудобная жена.

– Да разве дело в этом? Удобная-неудобная. Это расчет. А ты – своя. Ты – моя.

ВОСПОМИНАНИЯ МАРСЕЛЯ

Я думал, дверь мне откроет неряшливая, толстая старая дева в простом хлопчатобумажном халате, с жатой во рту иголкой с ниткой, с сантиметром на шее и серой халой на голове.

А как я еще мог представить себе старшую, незамужнюю сестру пышки Крис? К тому же, она постоянно называла ее швеей, а не модельером. А для меня все швеи – неудачливые тетки, которые не создают одежду, а подшивают, укорачивают и что там еще…

А тут – просто небесное создание… Хрупкое и утонченное, но с круглой грудью и прелестной круглой попкой. С ума сойти. Заспанное небесное созданье со спутанными со сна длинными, мягкими, темными волосами, отсвечивающими медью под солнечными лучами из окна у нее за спиной…