закинув его руку себе на плечо, повела — из кабинета, с крыльца, в другую избу, в опочивальню.

По пути, сжевывая окончания слов, Ржагин пытался говорить девушке комплименты, называя ее то Зиной, то Дашей, то Акулиной-ты-мой-свет, допытывался, сколько задолжал за обед и не набавят ли ему теперь срок — Зиночка не отвечала, она практически несла его, долговязого, на себе.

Добрели.

Девушка прислонила его у широкой кровати и с трудом раздела.

— Куда... головой?

— Как вам нравится, — и, помолчав, растерянно спросила, не понадобится ли ему, пока он будет спать.

Ржагин медленно поднял отяжелевшие веки, выпятил подбородок и заторможенно произнес:

— За фигом?

— Что вы сказали?

Иван покачивался и молчал. Не дождавшись ответа, она вздернула плечиком и, перебросив косу на грудь, ушла.

— И-их, пропадай моя телега, все четыре колеса, — и с размаху, мимо подушек, он плюхнулся ничком на кровать...

Часа через два, пробудившись, он приподнялся, протирая глаза, и сел.

Выпил стакан сока.

— Где я?

Закурил, и на покое, пока никто не тревожит, не тормошит, решил пофантазировать.

Ему мелькнуло вот что. Сразу две версии.

По первой выходило, что сие роскошество слепил и организовал талантливый, сильный, выдающийся пройдоха. Шулер, умница и эстет, с особым нюхом на то, что плохо лежит или валяется без призору, с массой нерастраченных сил, ловкий и осторожный — вор, но благородной помеси, знающий, как мы потенциально неслыханно богаты и как бездумно, варварски расточительны. Умудренный опытом, со сложной биографией, прикрывшись какой-нибудь удобной невзрачной должностью, скажем, начальник железнодорожной станции, решил чем-нибудь этаким, из ряда вон, оправдать свое дотоле бессмысленное существование. И, сколотив левым путем первоначальный капитал (на крупной железнодорожной станции это несложно), приступил к осуществлению дерзкого и грандиозного проекта. На базе никому не нужного, заброшенного, разрушенного монастыря. Заручился согласием двух-трех отчаянных помощников, тоже из бывших, которые подумывали завязать, приблизил, снабдил должностями, выплачивая к зарплате приличную надбавку, и потихоньку начал разворачиваться. Украсив естественный вал по верхам колючей проволокой, обеспечил надежную охрану, и в первый год, наверное, занялся садом. Высадил фруктовые деревья, развел плантации овощей, разбил цветники. И вскоре, пользуясь деньгами и связями, с помощью наемных шоферов, продавщиц и пр., утроил, удесятерил капитал. Рентабельность и расширенное воспроизводство, дисциплина и самодисциплина, строжайшая подотчетность и щедрая плата со спецнадбавкой за молчание — все есть, основа заложена, и он приглашает еще не вымерших умельцев, мастеров по дереву, чтобы выстроить свой Город. Где взять материалы? А на станции, все на станции, чего только мимо не везут. И отчего не взять на доброе дело, когда недостачу принято списывать? Краны, бульдозеры, трактора работают столько, сколько нужно, разве что быстрее и лучше, качественнее, если крановщику или бульдозеристу платишь так, что у него глаза на лоб лезут...

До сих пор все у Ржагина шло вроде бы гладко. А дальше заминка. Тупик.

Положим, построил, покрасил, вылизал, начинил избушки на курьих ножках чудесной мебелью. Положим, провел отопление, газ, воду, все канализировал. А зачем? С какой целью? На кой дьявол одному столько? Сделать, доказать и — хлопнув дверью, уйти? Дичь. Экзистенциалист какой-то. Странный романтик с большой дороги... И — обслуга. Вон ее сколько. Да не простой, а вышколенной по образцам нереальным, книжным. Электрокардиограмму снимет, массаж сделает, бесплатно накормит и спать уложит. Да, девушки всех мер. Но ведь их еще и содержать надо, одевать, стричь, завивать и губки подкрашивать. И наверное же, зарплату платить — не задарма же Даша до семи вечера в оздоровительном пункте... Допустим, натуральное хозяйство, допустим. Мясо, яйца, молочные продукты, фрукты, овощи — все домашнее. Это несложно. А ткани? А новомодные бикини, косыночки, туфельки на щеголихах? Такого и в столице днем с огнем. А сложнейшие электроприборы?.. Непонятно... Неужто чистая идея? Важен процесс? Не цель, а движение к цели? Неужто искусство для искусства?.. И заезжий мальчик, наглотавшийся паровозной гари, понадобился исключительно для развлечения, дабы простым присутствием своим скрасить забубенное, шикарное, однако унылое существование обслуги?.. Чепуха получается... Хозяйство столь мощное, что потихоньку, тайно, вдали от шума городского ему долго не протянуть. Это ж надо как-то обойти местные власти, райком, обком, умаслить БХСС, добиться, чтобы бедное население округи хотя бы из зависти не растрезвонило на весь Союз... Нет, невозможно поверить. Невозможно поверить, что столь могущественный человек, почти на правах самодеятельности создавший такое чудо, живет себе в безвестности и бесславье где-то под Пермью, цел и невредим...

Вторая версия — без идеалистической мишуры и блестков. Приземленнее, приемлемее, проще.

Государственный пансионат закрытого типа. Для космонавтов, скажем. Или спортсменов, будущих олимпийцев. Заведение проходит обкатку, его готовят к сдаче, и пока суд да дело, обслуживающий персонал набирается опыта... Правда, колючая проволока. (А впрочем, почему бы и нет?) И жилых домиков наберется от силы пятнадцать-двадцать, и каждый на одного, максимум двух, и возникает естественный вопрос — для тридцати гавриков, прыгунов в высоту или длину, не великовато ли подсобное хозяйство? Четыре кухни, котельная (высмотрел), конюшня, автомобильный парк на десять транспортных единиц, включая два автобуса, коровник, свинарник, птицеферма, поля и парники? Администраторы, кастелянши, повара, садовники, Акулины и Даши, шоферы, солдаты с винтовками, конюхи, пастухи, свинопасы — не многовато ли?.. Ответ: смотря какие аппетиты у отдыхающих, а то и маловато покажется...

Ой, да ну их... Пускай себе... Какое мое поросячье дело?..

Интересно другое. Почему меня все время с кем-то путают? Если я на кого-то похож, то, стало быть... на себя уже нет? Обознатушки-перепрятушки?

К чему бы это?

А, впрочем, себя-то зачем обманывать. Если нет своего лица, то и будут путать — а как же иначе?

Примяв окурок, Ржагин дернул за кисточку свисавшего шнура.

Вошла миловидная горничная.

— Что вам угодно?

— Где я?

— Вопрос не ко мне.

— Я тут сам покумекал. И запутался к дьяволу.

— Проводить вас на ужин?

— Не надо, — подскочил Ржагин. — Умоляю.

— На веранде танцы. Вас там ждут.

— Явка обязательна?

— Желательна.

— Есть!

— Жду вас на крыльце.

Горничная бесшумно вышла.

Ржагин, неторопливо умывшись в ванной, оделся и засмотрелся на себя в зеркало. Что-то Даша с Ниной с ним сделали — розовенький, молоденький, свежий; с похмелья, а прямо купидончик.