Негр кивнул своей круглой головой. Сверкнув белыми зубами, он что-то пробурчал. Джек Обри нахмурился: так с командиром не обращаются, находясь на шканцах его корабля.

— Послушайте! — резким тоном проговорил он. — Вы что, язык проглотили?

Внезапно посерев, негр с испуганным видом покачал головой.

— Прошу прощения, сэр, — проговорил письмоводитель. — У него нет языка. Мавры вырезали его.

— Ах вот оно что, — пробормотал опешивший Обри. — Что ж, проводите его на бак. Я занесу его в судовую роль. Мистер Бабингтон, отведите мистера Ричардса вниз и покажите ему мичманскую койку. Пойдемте же, мистер Уотт, надо вовремя добраться до верфи, иначе не застанем на месте тамошних дармоедов.

— Там есть один человек, который порадует ваше сердце, мистер Уотт, — продолжал Джек Обри, наблюдая за тем, как баркас рассекает поверхность гавани. — Хотел бы я иметь еще десятка два таких молодцов. Вижу, вас не очень радует эта идея, мистер Уотт?

— Конечно же, сэр, я ничего не имею против того, чтобы заполучить хорошего моряка. Разумеется, мы могли бы обменять на них некоторых из наших ребят, засидевшихся на берегу. Правда, их осталось не так уж много, потому что слишком мы долго вооружали судно. Что касается остальных, то это матросы скорее второго класса, чем первого…

Боцман не знал, как ему закончить столь долгую речь, но после некоторой паузы он, выпучив глава, добавил:

— А если говорить о количестве, то народу маловато, сэр.

— Даже для несения службы в гавани?

— Господь с вами, сэр. Путевых матросов никогда не было больше полудюжины. И уж мы старались, чтобы они были трудягами, а не какими-нибудь там пидорами. Извиняюсь, сэр, я хотел сказать — бездельниками. Что касается количества, то дело обстоит неважно. На таком бриге, как «Софи», при трех вахтах яблоку упасть негде. Оно, конечно, судно славное, уютное, на нем чувствуешь себя как дома, но просторным его не назовешь.

Джек Обри ничего на это не ответил, но слова боцмана подтвердили многие его подозрения, и он размышлял над ними до тех пор, пока баркас не добрался до причала.

— Капитан Обри! — воскликнул мистер Браун, офицер, заведовавший складским причалом. — Разрешите пожать вам руку и пожелать вам всего наилучшего. Рад знакомству с вами.

— Спасибо, сэр. Большое вам спасибо. — Они пожали друг другу руки. — Я впервые в ваших владениях, сэр.

— Просторно, не так ли? — отозвался офицер. — Там канатная мастерская. За вашим старым «Женерё» находится парусная кладовая. Хотелось бы, чтобы забор вокруг склада рангоутной древесины был повыше. Вы даже не представляете себе, сколько ворья на этом острове. По ночам они перелезают через забор и воруют мой рангоут. Во всяком случае, пытаются это делать. Убежден, что нередко их посылают к нам сами шкиперы. Но, кто бы их ни посылал, в следующий раз, как только поймаю какого-нибудь сукиного сына, укравшего хотя бы палку, я его вздерну.

— Похоже, мистер Браун, что вам даже с гнутым гвоздем или нагелем тяжело расстаться. Но тогда для вашего полного счастья наш военный флот должен убраться из Средиземного моря.

— Не горячитесь, молодой человек, — произнес мистер Браун, тронув за рукав Джека Обри. — Выслушайте старого, опытного человека. Умному капитану никогда ничего не нужно на верфи. Такие обходятся тем, что имеют в своем распоряжении. Они очень берегут королевские припасы, за свой счет смазывают днище салом, пропитывают якорные канаты отслужившим два срока составом, чтобы они не застряли в клюзах. О парусах заботятся больше, чем о собственной шкуре, никогда не лезут в драку и не ставят бом-брамсели: береженого бог бережет. И в результате такой офицер получает повышение, мистер Обри. Как вам известно, мы направляем рапорты в Адмиралтейство, а наши рапорты имеют там значительный вес. Почему Троттер стал капитаном первого ранга? Да потому, что он был самым экономным командиром на базе. Некоторые капитаны меняли стеньги два, а то и три раза в год — с Троттером этого не происходило никогда. Возьмем вашего друга капитана Аллена. Он ни разу не пришел ко мне со списком материалов длиной со свой вымпел. Посмотрите теперь на него. Командует таким красавцем фрегатом, о каком можно только мечтать. Но зачем я вам об этом рассказываю, капитан Обри? Мне хорошо известно, что вы в лепешку расшибетесь, чтоб корабль был как с иголочки. Знаю, в какой отличный вид вы привели «Женерё». Кроме того, «Софи» в превосходной форме. Только с покраской у нее дело плохо. В ущерб другим капитанам я смог бы наскрести для вас немного желтой краски.

— Что ж, сэр, буду вам весьма благодарен, если вы выделите мне пару бочонков, — отозвался Джек, мельком взглянув на рангоутные дерева. — Но пришел я к вам за другим. Не одолжите ли вы мне свои дуэты? Я беру с собой в плавание одного своего друга, и он хотел бы послушать ваши дуэты си минор.

— Вы их получите, капитан Обри, — заявил мистер Браун. — Конечно же получите. В настоящее время один из них миссис Харт перелагает для арфы, но я сразу же отправлюсь к ней. Вы когда отплываете?

— Как только приму на борт запасы воды и суда конвоя будут готовы.

— Выходит, завтра вечером, если «Фанни» присоединится к вам. С водой задержки не будет: «Софи» берет на борт всего десять тонн. Ноты вы получите завтра к полудню — я вам это обещаю.

— Бесконечно обязан вам, мистер Браун. Тогда спокойной ночи. Передайте мои лучшие пожелания миссис Браун и мисс Фанни.

* * *

— Черт побери! — выругался Джек Обри, разбуженный ни свет ни заря оглушительным стуком плотницкого молотка. Спрятав лицо в подушку, он изо всех сил пытался цепляться за мягкий мрак, лихорадочно думая о том, что заснул лишь в шесть часов. То обстоятельство, что его однажды чуть свет видели на палубе, где он придирчиво проверял рангоут и такелаж, послужило причиной слуха, будто он птица ранняя. Что и вызвало излишнее рвение плотника, а также появление стюарда из буфетной для младших офицеров (капитанский буфетчик вслед за старым хозяином перебрался на «Паллас», и вместе с ним исчезла традиция подавать капитану на завтрак кружку пива, овсяную кашу и холодное мясо).

Теперь Джеку было не до сна, что подтверждал стук молотка над самым ухом и шушуканье плотника и его помощников. Ясное дело, они находились у него в спальной каюте. Голову его пронзила острая боль.

— Перестаньте колотить, черт бы вас побрал! — рявкнул Обри, и совсем рядом послышался испуганный отзыв:

— Есть, сэр!

После этого мастера на цыпочках ушли прочь.

«Чего это я вчера так раздухарился? — подумал он, не вставая с койки. — От болтовни охрип, начал каркать, как ворона. И зачем это я столько народу наприглашал? Пригласил человека, которого едва знаю, на крохотный бриг, где сам еще толком не успел осмотреться». Обри мрачно думал о том, что нужно быть весьма осмотрительным, ежедневно общаясь с экипажем, как примерный семьянин — со своими домашними. Думал о сложности общения с прагматичными, но капризными и самонадеянными моряками — у каждого свой характер, — оказавшимися в одной тесной скорлупке. Он вспомнил учебник по морскому делу и как корпел над ним, ломая голову…