мира легла на ее плечи, когда до нее дошел смысл сегодняшнего вечера — выйти с Калумом. «Я отмечаю тебя — третий шаг».

Ее тело покалывало с головы до ног при мысли о его губах на ее шее, в то время как он полностью заполнял ее. Его грубые, мозолистые пальцы впивались в мягкую плоть ее бедра, пока он удерживал ее там, где она была ему нужна больше всего. Закрыв глаза, Фаун судорожно вздохнула. Никто, кроме Калума, не мог так на нее влиять.

Заставить ее хотеть того, что, как она знала, могло полностью сломать ее. Она посмотрела на свое отражение в зеркале и нахмурилась. Почему я?

В стае у Калума был лучшим выбор женщин. Он был сильным и храбрым. Имел деньги. Стабильность. У него был дом. Жизнь. У нее был свой деревенский дом, сбежавший брат и небольшой бизнес. У нее не было стабильности. Черт, ее рассудок приходил и уходил с легким ветерком или грустной песней. Ничего о ее кричащем потенциале партнера. И все же всякий раз, когда его серо-голубой взгляд падал на нее, она чувствовала себя единственной женщиной в комнате. Он ласкал ее. Согревал ее. Проникал в ледяную оболочку, которую она построила вокруг себя для защиты.

Взяв расческу, Фаун провела ею по волосам. Миллион причин, почему она должна остаться дома, боролись с миллионом причин, по которым она должна пойти. В конце концов ее любопытство взяло верх. Если она поддастся тревогам и страхам, которые таила в себе, то будет не лучше, чем в тот день, когда Дрю вернулся домой и убил Магнума. В какой-то момент ей нужно перестать волноваться. Перестать бояться неизвестного. Ей нужно надеть свои большие девичьи трусики и сказать, что это моя жизнь, и я собираюсь ее прожить.

— Ты собираешься сбить его с ног.

В мгновение ока она сделала прическу и впервые за целую вечность накрасилась. Тинкс помогла ей выбрать помаду в тон платью и приглушенные тени для век, чтобы подчеркнуть ее естественную красоту. Тогда она фыркнула, но, сейчас, глядя на себя в зеркало… Она вынуждена была признать, что девушка права. Она провела пальцами по своим волнистым волосам и направилась на кухню. У нее было несколько минут до прихода Калума, и ей нужно было выпить, чтобы успокоиться.

Звонок в дверь раздался в ту же минуту, как она вошла в кухню, и ее плечи поникли.

— Проклятие.

Она поспешила к двери и прижалась к ней лбом, глубоко вздохнув. Сейчас или никогда, Фаун. Ты можешь это сделать. Быть волком. Она повернула ручку и изобразила на лице ослепительную улыбку.

— Ну, привет.

Калум поднял голову, и на его губах появилась чувственная улыбка. Его глаза сверкнули решимостью.

— Сладкая, ты просто видение. — Он шагнул вперед и наклонил голову, затем коснулся губами ее губ. — Ты пахнешь божественно. Я не могу дождаться, чтобы попробовать тебя на вкус.

Она вздрогнула. Волна раскаленного добела вожделения пронеслась сквозь нее и остановилась позади клитора.

— Не говори таких милых вещей, — сказала она, удивленная хрипотцой своего голоса. Внутри ее волчица прихорашивалась от его комплимента. — Почему бы тебе не войти?

Она отступила в сторону, пропуская его.

— Ты ела? — спросил он, проходя мимо нее, заложив руки за спину.

Она ела? Пфф, нет. Ее желудок заурчал, объявляя, что на самом деле это так.

— Я потеряла счет времени, — пробормотала она, когда ложь слетела с ее языка.

— Угу. — Он прищурился. — У тебя есть что-нибудь? У нас еще есть несколько минут до отъезда.

— Думаю, да, — ответила она, следуя за ним. На островке, отделяющем кухню от гостиной, она заметила ярко раскрашенный пакет. — Что это такое?

— Почему бы тебе не открыть его, — сказал он, заглядывая в холодильник.

— Хорошо.

Она схватила коробку, удивленная ее весом. Отодвинув бумагу, она ахнула, когда, наконец, сняла крышку. Там, завернутое в кремовую папиросную бумагу, лежало коричневое замшевое пальто.

— Калум, оно прекрасно.

Фаун поставила коробку на стойку и вытащила пальто. Лацкан и отделка, отделанные овечьей шкурой, были пришиты вручную. Она провела пальцами по мягкому материалу и вздохнула.

— Примерь, — пробормотал он, обнимая ее. — Я хочу увидеть его на тебе. — Калум наклонился и уткнулся носом ей в шею. — Тогда я сниму его с тебя и покажу, что у меня припасено на потом.

Он провел языком по месту соединения ее шеи и плеча.

Облизнув губы, она судорожно вздохнула.

— А как насчет ужина?

— У нас есть двадцать минут. Я нашел пиццу в морозилке. Я поставил ее в духовку разогреваться, — пробормотал он. — Надень пальто.

Ее руки дрожали, когда другой голод обрушился на нее. Плотский. Ненасытный. Мысль о том, чтобы раздеться догола и отдаться его желаниям, вызвала дрожь удовольствия, пробежавшую по ее спине. Фаун просунула руки в рукава, и ее охватило тепло. Пальто льнуло к ней, обнимая ее. Ей хотелось свернуться калачиком и уснуть.

— Превосходно, — она улыбнулась.

— Да. — Он развернул ее лицом к себе. — Я так долго ждал этого момента, Фаун, — сказал он. Его голос был на волосок выше шепота. — Я знаю, что сказал, что не буду торопиться, но, видя, как ты вся разодета с блеском в глазах, мне нужно немного попробовать, сладкая.

Его рот накрыл ее рот, перехватывая дыхание, когда он провел языком по ее нижней губе. Испуганный вздох сорвался с ее губ, и он воспользовался этим. Его язык скользнул вперед и переплелся с ее языком, когда он сжал ее волосы, удерживая на месте. Она застонала, прижимаясь к нему всем телом. Его стальная эрекция коснулась нижней части ее живота, и она почувствовала слабость в коленях. Ее сердце затрепетало, а кровь со свистом побежала по венам. Соски Фаун превратились в тугие бусинки, а грудь отяжелела от возбуждения.

Никогда прежде она не испытывала ничего подобного.

Калум снял пальто с ее плеч, затем провел ладонями по ее рукам и по чувствительным соскам. Он сосредоточился на эрогенной зоне, дразня ее. Свежая струйка крема выскользнула из ее складок, и его ноздри раздулись.

— Калум, — прошептала она.

— Милая малышка, — промурлыкал он. — Я собираюсь заставить тебя чувствовать себя так хорошо сегодня вечером.

Он снова поцеловал ее, натягивая платье-свитер ей на зад. Его палец скользнул по ее обнаженной плоти, оставляя за собой след из мурашек. Фаун заскулила, сжимая бедра вместе, когда восхитительная боль в их вершине усилилась.

— Пусть горит. — Одной рукой он проследил полоску ее леггинсов, а другой погладил ее задницу. — Ты хоть представляешь, как сладко пахнет сейчас твоя киска, сладкая?

Она покачала головой, боясь