Шарю по карманам и леденею. О нет. Хуже ситуации и представить нельзя.

Со всех ног мчусь назад, пролетаю мимо удивленной Ольги, вздымая кипу листов с ее стола. Клюква испуганно таращится на меня из-за монитора и кидается навстречу, случайно пиная костыль. Я уворачиваюсь от этого чуда медицины и перевожу дыхание.

– Что случилось? – орет Катя, нависая надо мной.

– У тебя наушники есть? Свои забыла…

– Тьфу ты! Черт тебя дери, Агата! У тебя были такие глаза, будто за стенами «Армаса» весь мир разрушился! Забирай треклятые наушники и не показывайся, пока не выполнишь задание.

Она кидает мне свои белые наушники, оседает на стул и начинает нервно хохотать. Я гляжу на нее виновато и выхожу. Отсутствие наушников – это, конечно, не разрушенный мир, но тоже очень, очень плохо.

На ближайшей остановке, той, где мы недавно расстались с Вадимом, изучаю щиты с расписанием и выясняю номер подходящего автобуса. Время его прихода затерто.

Проходит пять минут, десять, пятнадцать. Автобусы сменяют друг друга, нет только моего. Покупаю в ларьке теплую приторную газировку, от которой не только еще больше хочется пить, но и подташнивает.

Вокруг собираются люди. Они все такие разные, но почти одинаково потные и взъерошенные. Не иронизирую, ни в коем случае. По степени взъерошенности я неоспоримый лидер. И не только душным летом, а вообще по жизни. Например, есть такие, кто вечно затягивает и откладывает все на потом, у других образ жизни – минимализм, а мой вечный стиль – взъерошенная растрепа.

Румяная кругленькая бабуля чуть не сшибает меня своими авоськами.

– Деточка, сто пятый не проезжал?

– Нет, – бормочу я и смотрю на монитор телефона. – Я его уже почти час жду. Может, сегодня он вообще не ходит.

– Ходит, милая, ходит. Раз в час и ходит. С минуты на минуту появится. А ты, бедняжка, на жаре столько времени простояла? Вот беда, беда.

Она ставит сумки на мостовую и с энтузиазмом в них шурует.

– Свеженькое, мигом тебя на ноги поставит. Я специально сюда через весь город еду, за молочком да за сметанкой.

Я не знаю, как отказаться, случай подворачивается сам.

– Глядите, сто пятый!

В толчее мы с ней теряемся. Я только вижу, как какой-то мальчишка уступает бабуле место. Мне место, естественно, никто не уступает, и я прижимаюсь спиной к пыльному окну.

Минут через двадцать дорога становится невыносимой. Автобус трясет на выбоинах, и у меня начинают болеть руки от бесконечного хватания за поручни. Чихаю от жары и пыли и чувствую себя разбитой. Даже не могу поверить своему счастью, когда место передо мной освобождается. Отгораживаюсь от мира голосом Беатрис и с наслаждением вытягиваю ноги. От сиденья несет разогретой обивкой, от моего соседа справа – перегаром. Но в целом… Жизнь прекрасна, если не зацикливаться на мелочах.

Просыпаюсь от громкого возгласа, перекрывающего музыку в моей голове:

– Конечная!

Кроме меня и кондукторши, в салоне никого нет.

– Как конечная? А улица Танковая где? – хриплю я.

– Назад поедем, будет тебе Танковая, – отвечает кондукторша.

Выдыхаю и оседаю в кресло. Нужно просто еще немного подождать, и цель будет достигнута. Но она продолжает:

– Стоянка пятнадцать минут. Выйди пока.

Приходится подчиниться.

Такое ощущение, что я на краю мира. Передо мной во весь горизонт раскинулся лес, лишь несколько полуразваленных избушек виднеется между деревьями. Вряд ли здесь есть потенциальные пассажиры сто пятого.

Разминаю ноги, приседаю и тру колени. Брюки разворачиваются, открыв свою настоящую длину. Ну и пусть.

Кондукторша и водитель закрылись в своем транспортном средстве и устроили пир на весь мир. Женщина за обе щеки уплетает что-то, несомненно вкусное и, тыча в меня пальцем, болтает.

А у меня вдруг начинает бурчать в животе. Что это? Чувство голода? Не может быть, оно для нормальных людей.

С пыльной дороги ступаю на траву. Чем дальше в лес, тем легче дышать. Березовая рощица дарит покой и умиротворение, но грохот в моем животе становится еще более неприличным. Прижимаюсь к прохладному стволу, рассматриваю букашек, снующих по шероховатой поверхности.

Громкий гудок вынуждает меня бросить это медитативное занятие и мчаться к автобусу. Спасибо, что не забыли про меня.

– За проезд плати, – велит сытая кондукторша.

Должна же она была подобреть после еды. Но, видимо, не настолько, чтобы посчитать меня постоянным клиентом, сполна заплатившим за свою невнимательность.

– А вы мне скажете, когда будет Танковая?

– Да скажу. И штанины подтяни, горе луковое.

Постепенно автобус заполняется. Я снова начинаю клевать носом. Усиленно щипаю себя за запястье. Сегодня я специалист по потерянному времени.

– Танковая! – вопит кондукторша с задней площадки, и я несусь к дверям.

Нужный дом находится быстро. Но он ли это? Обыкновенная старая пятиэтажка. Обхожу вокруг три раза, чтобы убедиться, что здесь нет таблички «Ателье» или чего-то в том же роде. Набираю номер.

– Але, – доносится из трубки.

– Олеся? Я от Клюквы.

– Что?!

– То есть от Кати… Она еще ногу сломала… Форма для детдома…

– А, проходи. Пятая квартира.

Дверь подъезда открыта, да еще подперта кирпичиком. Всклокоченная блондинистая голова высовывается из распахнутой двери пятой квартиры. Надеюсь, Клюква отправила меня в безопасное место.

– Привет. Заходи.

Олеся, зевающая блондинка в ярком халате, заводит меня к себе.

– Я думала, у вас ателье.

– Ателье наше через два дома отсюда. Хочешь, зайди. Снимем мерки, сошьем тебе приличные брюки.

– Спасибо, мне и в этих удобно.

– Удобно? – Олеся вскидывает тоненькую бровь. – Это понятие из другой возрастной категории.

Она снова зевает и вытягивает из-за кресла объемный пакет.