позе, уперев локти в колени под неудобным углом. За оградой чернели пугающе высокие платаны. Рядом со мной лежал мобильник. Связи, разумеется, не было, но в качестве источника света он пригодился. Я плохо представлял себе, как буду справляться без него. А может быть, как раз свет и привлек комаров: сначала они прилетали поодиночке, но вскоре уже целый рой кусал мне ноги. Мне часто говорили, что иностранная, более светлая плоть им слаще на вкус, как будто ты яблоко, в которое вгрызаются их острые зубки. Я стоял, хлопая себя по рукам, шее, почесывая икру одной ноги пяткой другой, пока они не загнали меня под крышу. Так я и сидел спиной к столбу, поставив на пол бутылку.

Я выпил еще ровно пять наперстков и, укрепившись, решил посмотреть, что кроется за каждой из трех дверей. Все три были не заперты, и я ходил из одной комнаты в другую: оставленные в беспорядке чарпои, старинного вида сервант, овальное зеркало с трещиной — все заросло грязью и серебристой паутиной. Пустые металлические ящики. Еще чарпои. Несколько глиняных чернильниц. Кальян со сдутым шариком, привязанным к трубке. Детский манеж, одна сторона сломана. Жестянки из-под «Овалтина»[17] и кучка чьих-то косточек. В нижней части стены проделана дыра — посветив мобильником, я увидел в его зеленоватом свете пол, загаженный пометом.

Выйдя наружу, я перетащил свой чарпоегамак со двора под крышу, у входа. Других вариантов не было. Спиртного мне хватило. Я неплохо устроился, хотя меня еще грызла совесть из-за маленького Соны. Как глупо. Эгоистично и глупо. Я лежал плашмя и чувствовал, как напрягается живот — эта боль была почти в удовольствие, потому что спазмы постепенно слабели. Может, мне даже удастся уснуть на новом месте. Но когда мои глаза уже закрывались, из одной комнаты вылетела стая летучих мышей; воздух наполнился мехом и хлопающими крылышками, а я закрыл лицо и ждал, пока взбудораженная колония пронесется надо мной. Дрожа, встал и глотнул еще виски, на сей раз прямо из бутылки. Спать у входа расхотелось. С полей донеслось урчание жабы. Интересно, есть ли хоть кто-нибудь между мной и деревней? А как долго туда идти — как дома от магазина до центра города? Не так уж и далеко, но достаточно, чтобы прочувствовать свое одиночество и утвердиться в иллюзии, что на свете нет и никогда не будет ничего, кроме вот этого мира вокруг. Я обдумал варианты. Амбар провонял торфом и серой. Оставалась только комнатка с зарешеченным окном, которая прилегала к основному дому, но не была его частью. Дверь туда держали три ржавых засова, приколоченные сверху, снизу и посередине, и как я ни старался, открыть ее не смог. Зато позади этой комнаты обнаружилась лестница на крышу. Я втащил туда чарпой и бутылку и стоял один на крыше безымянной фермы за окраиной деревни, которая сама лежала в двенадцати часах езды от ближайшего хоть кому-нибудь, хоть понаслышке известного города.

Сначала мне все-таки удалось заснуть в ту ночь, хотя не знаю, надолго ли, потому что мобильник разрядился. После этого возобновились судороги, ложные рвотные позывы и боли в ногах. Они уже не лишали меня сил и вообще не так уж были мучительны, если сравнивать с недавним моим состоянием, но отдохнуть все равно уже не давали. Я буквально за шкирку поднял себя с промокшей кровати и рывком встал на землю, сохранившую дневное тепло. Эти ночи нужно просто пережить. Много их не будет, должно же мое тело оставить меня в покое. От нечего делать я растянулся у самого края чарпоя, балансируя своим длинным худым телом на деревянной раме, оперся на вытянутую руку и начал считать. В эту игру я играл во время прошлых поездок в Индию, когда полуденная жара загоняла всех в дом. Тогда мне случалось продержаться до ста и больше, но в этот раз я не дошел и до двузначных чисел: силы оставили меня, локоть подломился, я рухнул, и кровать тоже. Смеясь, я подошел к низкому парапету крыши. Что я здесь делаю? Тишина такая, что с ума сойти можно. Сердитая, жаркая, параноидальная, зловещая тишина, полная воображаемых звуков и шума пустоты: что там, скрип дерева или глухое рычание тигра? Бульканье воды в баке или трещотка подползающей змеи?

Ночь начала отступать и оставила свинцово-серую взвесь на ничем не огороженных полях. Далеко среди пшеницы виднелись зеленые пятна — я знал, что это квадраты падди[18] и местного риса, но с моей точки обзора они казались такими же плоскими и зелеными, как любое поле в Англии. Я буквально видел, как бегу через эти поля, двенадцатилетний, видел зеленые заросли перед своим домом и как я бегу к дому друга, весь дрожа от радостного возбуждения. На мне лиловая рубашка в клетку, концы которой я выдернул из-за пояса, как только выбежал за порог нашего магазина. В руке у меня конверт, куда вложена открытка на день рождения и десять фунтов. Около паба я повернул на главную дорогу и побежал дальше, по крутому холму. Эту дорогу я ужасно не любил, да и все остальные дороги в округе тоже. На меня вечно таращились, мое присутствие отмечали и обсуждали: в городке такие, как я, были редкостью. Я шел, опустив голову и упорно глядя в землю. Помню, что даже ребенком, если я поднимал глаза, сразу чувствовал, что не имею на это права и лучше смотреть в сторону. Еще один поворот направо, по переулку, и через минуту я уже шел по бетонной дорожке и стучал в боковую дверь из волнистого пластика, потому что передними дверьми никто не пользуется. Я проверил воротничок — выгляди опрятно, выгляди опрятно, — и увидел, как с другой стороны приближается большая расплывчатая фигура, похожая на медведя, а потом дверь открылась. На пороге стоял папа Спенсера. Я еще не был с ним знаком, но потом узнал, что он бывший шахтер, а теперь расставляет товар по полкам в «Моррисонс»[19]. Но только по ночам, потому что не вынесет публичного позора — опуститься до такой работы. Каждую вторую субботу он отказывался от обеда и ужина, чтобы иметь возможность сводить сыновей на футбол. Человек, исполненный гордости и поставленный на колени. Через пятнадцать лет, оглушенный деменцией, он не сможет говорить ни о чем, кроме своих ребят в шахте. Но ничто из этого не имело значения для двенадцатилетнего мальчика, который с ужасом узнал перемену в лице взрослого, едва тот на него посмотрел.

— Здравствуйте, — сказал я,