Если бы она подождала немного, совсем чуть-чуть!.. Если быподождала немного, увидела бы, как из леса выскочил Вайда, перебежал поляну, внемыслимом прыжке взлетел на оледенелые колья ограды и приземлился рядом слежащей замертво Лизою. Он выдернул из-за пояса нож и полоснул по черной петле,стянувшей девичье горло. И, стремительно распрямившись, принял на тот же ножпервого волка, который проник в садок и прыгнул, чая легкой добычи.

Если бы Лиза могла сейчас очнуться, она услышала бы, что вжуткое смешенье волчьего воя, тяжелого дыхания Вайды, предсмертного хрипазверя, повизгиванья поросенка вдруг ворвался гром выстрела, и огненная вспышкавмиг развеяла алчную стаю. Серые тени таяли во тьме леса, на прогалину выбежалвысокий человек, держащий наперевес ружье. За ним поспешала Татьяна с пылающимфакелом в руке.

Лиза их видеть не могла, но цыган увидел. Запаленно дыша, онвскочил на деревянную крышу притравы, оттолкнулся и перелетел через высокийчастокол. Вслед ему ударил новый выстрел, да напрасно: только снег осыпался стяжелых ветвей, отмечая путь Вайды, который растворился меж елей, оставивцыганке и незнакомцу высвобождать из волчьего садка Лизу.

Недвижную, беспамятную. Но… живую.

– Ну, полно, полно, девонька! Будет спать-то! Полжизнипроспишь!

Этот ласковый голос Лиза, кажется, уже слышала. Теплый имягкий, как летний ночной воздух. Лиза доверчиво открыла глаза.

О господи! Опять это смуглое до черноты лицо с ужаснымирозовыми шрамами! Цыганка, Татьяна. А значит, где-то близко Вайда!

Подавляя ужас, Лиза осмелилась снова взглянуть в темное лицои встретилась глазами с Татьяной. Та улыбнулась:

– Хватит тебе бояться. Никого больше здесь нет. СгинулВайда, будто сроду не бывал. – Почудилось или в самом деле легкая печальокрасила ее голос? Когда слушаешь ее, забываешь об уродстве лица… – А ты глядиболее в обморок не ударяйся. Я извелась за тобой ходить-то! С самого октябрябез памяти лежишь.

– А сейчас что на дворе? – спросила Лиза, пытаясьприподняться и глянуть в отворенное окошко.

– Май пришел, – развела руками Татьяна. – Черемуха началанапукопываться. А ты все спишь. Так ведь и до смерти проспать можно!

Лиза слабо улыбнулась шутливой укоризне в ее голосе.

– Ничего не помню, – тихо сказала она. – И вспомнить немогу, сил нет.

– Ясное дело! – кивнула Татьяна. – Откуда им быть? Тыполгода одними отварами травяными жива. Ни хлебца, ни мяса, ни рыбки…

– Ой, – с трудом выдохнула Лиза, едва справившись ссудорогой, вдруг опоясавшей живот. – Христа ради, дай мне поесть! С голоду умираю!

Татьяна строго подняла палец.

– Не больно-то, девонька, разохоться! Нутро от тяжелогоотвыкло, в одночасье помереть можно. Вот в молочко хлебца накрошим, это как разпо тебе. Но хорошо, что есть хочешь. Значит, жить хочешь! А то просто беда стобою. Лежишь, словно бы смертным зельем опоена. Хворь домертва коробит, а чтоза хворь, поди знай. Жаба? Гнетеница?..

Лиза слушала будто сквозь сон. Всем существом своим онанаслаждалась, хлебая горячее молоко с размоченными кусочками хлеба. Жизньвливалась в нее с каждым глотком, тепло расходилось по телу блаженными волнами,и слезы наворачивались на глаза.

Наконец она отставила миску и откинулась на подушку, слишкомизмученная даже этими несколькими движениями. Лежала, бездумно уставясь втемный бревенчатый потолок, а в это время Татьяна неслышно вышла, так же тиховернулась и, подойдя к Лизиной постели, внезапно бросила на нее охапкусвежесорванной зелени.

С расширенными, изумленными глазами, словно впервые видит,она подносила к лицу гибкие березовые веточки, усеянные мохнатыми сережками инеобычайно яркими, сладко пахнущими маленькими листочками. Это было как чудо.Как удар грома. Как внезапно обретенное счастье! Она пила этот запах, как воду,она жила им…

Все позади, все позади! Леденящий, подобно страху, восторгзаметался в душе, играя сердцем. Она теперь совсем другой человек, с незнакомымлицом и новыми надеждами. Избыла во время своего полусмертного сна всю горечь ивесь страх, все свои былые чаяния, робкие мечты. Заспала их! Как бы там нибыло, ничего не вернуть, а значит, ничего нет прекраснее нынешнего дня!

– Эй, эй! – Татьяна, неслышно приблизившись, потрясла ее заплечо. – Опять спать?

Лиза покачала головой, не открывая глаз.

– Нет, все уж, на всю жизнь выспалась. Ты сядь вот сюда,слышишь? Тебя ведь Татьяною зовут? – И, открыв глаза, улыбнулась, уже нестрашась диковинного лика.

Татьяна вскинула брови.

– Почем знаешь?

– Слышала. Тебя Вайда называл так.

– Вайда! – Татьяна смотрела на нее испытующе. – Вот как… Ачто еще слышала?

– Про кольцо.

– Ну, еще бы про кольцо не слышать! Он, черт, едва жизнитебя не решил за то кольцо. А оно под тюфяк закатилось, оказывается. И он же,Вайда, от смерти тебя спас. Мы подбежали, а Вайды уж и след простыл, толькоубитый волк валяется да веревка, коей ты удавиться вознамерилась, перерезана…

Лиза смотрела непонимающе. Татьяна вдруг насторожилась. Заокном раздался топот копыт, потом шаги. Цыганка резко вскочила, задергиваязанавеску, отделявшую уголок, в котором была устроена Лизина постель.

– Погоди, – шепнула она. – Лежи тихо! Идет кто-то!

И в ту же минуту Лиза услышала, как отворилась дверь, азатем незнакомый мужской голос произнес приветливо:

– Здравствуй, Татьяна! Вот и я.

– Здравствуйте, барин! Наконец-то пожаловали!

Лиза поняла, что она рада появлению этого человека с твердойпоступью и мягким, приятным голосом. Мгновенный порыв страха миновал: это неВайда, слава богу. Но кто?

Между тем слышно было, что гость вносит в избу какие-товещи, а Татьяна приговаривает:

– Я уж затревожилась, не случилось ли с вами чего? Больнодолго отсутствовали. Присядьте, сударь. Молочка теплого испить не изволите сдороги?

– Охотно, – ответил гость, и сквозь тонкую завесь Лизаувидела темную фигуру, продвинувшуюся к столу и опустившуюся на лавку. – Эх,чудесно! Выздоровела, значит, твоя Буренушка? Не напрасно мы над ней мудрили? Атеперь, голубушка, сделай милость, истопи баньку, устал я с дороги отчаянно.