Возле дверей в свою так называемую берлогу, останавливаюсь. Вздыхаю. Последние две недели жутко вымотали, еще и работа, которую я не успеваю довести до ума. Переезд из Тель-Авива, выписка матери, перевод в новый универ – смена локации, оказывается, неплохо дает по нервам.

А теперь еще и в ванне идет дождь. Забавно, конечно. Хотя эта хата давно нуждается в ремонте. Потертые обои, скрипучие полы, на потолках трещины, окна открываются через раз. Зато хозяйка дерет в три дорога, типа район хороший. Не знает тетка, что значит «хороший район» в моем понимании.

Закрываю дверь в ванну, пусть поливает. Пофиг, если честно. Башка знатно болит, на виски давит. Захожу в комнату, такой же планировки, как у Маши. У нас тут визуально все похоже, только у нее чуть обстановка по приятней. В разы приятней. Плюхаюсь на диван, которому лет больше, чем мне. Беру ноут, но сконцентрироваться на работе не особо получается.

Ведь она там – наверху. А я здесь – внизу.

Сколько не думаю, не понимаю, почему не могу забыть Уварову. Почему не получается вычеркнуть эту ненормальную из своей жизни. Но я пытался честно. Нет, не в первые полгода. Там было не до чувств. Все мысли только о матери, прикованной к аппарату, поддерживающему жизнь. Тогда наоборот воспоминания о Маше помогали. Отвлекали что ли. Я разглядывал ее фотки в вк и на телефоне в сохраненных. Ни о чем не думал. Просто вспоминал прошлое.

Маша была единственным светом, который все еще не погас. Казалось, забери в те дни ада и ее у меня, какие-то дурацкие фотографии, то я окончательно сломался бы. Отец тоже пытался держаться. Пытаться. Как много смысла в одном понятии. Иногда и это невозможно.

Помню, как Марта забежала ко мне в комнату, как зажимала ладонью рот и как тяжело дышала. Ей было сложно сказать, что мама попала в аварию. Что состояние у нее паршивое, и я тупо могу больше никогда ее не увидеть.

Хорошо, у отца связи и бабки. А еще друзья в Израиле. Довольно быстро решили вопрос с переездом. Новая страна, новые люди, и бесконечный день сурка. Честно сказать, за те полгода мы с отцом ни разу не поругались. Наоборот, сплотились как-то. Больше разговаривали, помогали друг другу. Может и не из большой любви, может потому, что это был единственный вариант не задохнуться от отсутствия мамы.

Я никогда не думал, что женщина, которая тебя родила, настолько может выбить из колеи. В те дни ада, моя жизнь перевернулась. Изменила траекторию. Много на что поменял свои взгляды.

Однако отцу тоже спасибо. Он заставил меня поступить в Израиле, не сидеть тупо в ожидании вердикта. Подсуетился, опять же знакомства помогли. Так я оказался на факультете IT-технологий. Цифры меня затягивали, проекты оживляли. Но кусок в сердце, пустоту, которая там образовалась, ничего не могло заменить.

Я скучал по маме.

Я скучал по Маше.

Две женщины одновременно решили меня кинуть. И если первые шесть месяцев я не задавался вопросом почему, просто принял как факт, то потом начал приходить в себя. Даже порывался позвонить Уваровой. Но не звонил. Не мог. Обида кусала.

Я задыхался без Маши. Без ее голоса, улыбки, без наших поцелуев. С другой стороны, была гордость. Я понимал, у поступков есть причины. А еще был убежден, что это всего лишь фотка. Постановочная, глупая, мать твою, фотография. Уварова хотела этой выходкой что-то донести до меня, задеть, поломать. И у нее отлично получилось.

Был только один повод так поступить. Но о нем я почему-то начал думать позже, через год. Первое время мозги не в ту сторону работали.

Я зарывался в учебниках, зависал в компьютере. Учился прописывать программы, работать с сайтами, убивал зрение, много читал, редко спал. Ненавидел спать. Во сне рядом была Маша. Красивая, добрая и любящая. После пробуждение я чувствовал себя слишком паршиво.

С друзьями из России мы порвали все связи. Вернее, я порвал. Удалился из соцсетей, поменял номер (естественно). Никто и ничего обо мне не знал. Было ли это правильно, кто знает… Глубокая яма затягивала нас с отцом. Просвета не было.

Осенью на втором курсе я познакомился с Кайлой. Голубоглазой шатенкой. Случайно столкнулись с ней в больнице. Она навещала деда, а я уходил от мамы. Мы столкнулись в холле, Кайла в силу своей воспитанности долго извинялась.

В ней не было ничего от Маши. Она никогда не пыталась спорить со мной, потакала, когда смеялась, прикрывала рот ладонью. Милая. Простая. Но не Маша.

Зимой мы начали встречаться. Сперва я подумал, у меня просто слишком давно не было девушки. Свел ощущения, отодвинул их. Но чем дальше, тем больше понимал – хочу другого. Хочу по-другому. Хочу другую.

Мне стало жаль Кайлу. Она не заслужила такого мудака, как я. Мы расстались через три месяца. Кайла плакала, а я чувствовал себя уродом. Решил, будет только одноразовый секс. Никаких отношений. Опять. Как раньше. До Маши.

Только за это можно было ненавидеть Уварову. Ломать систему у нее отлично получается. По крайне мере со мной.

В апреле мы с парнями пошли гулять на пляж. Напились и до утра смотрели за звезды, рассуждая о том, как в будущем покорим мир и сотворим нечто нереально крутое. Тогда же мне пришла в голову безумная мысль – узнать, как там Маша.

Я зарегался в вк, нашел ее профиль. Сразу полез изучать ленту, фотки. Там было не так много информации. Но я понял одно – она одна. Никого у моей ненормальной нет. А еще ей нравится писать. Газету ведет, статьи выкладывает. Даже будучи пьяным, я был чертовски горд за ее успехи.

Утром на трезвую, подумал, какую глупость совершил. Это ж как по больной ране проехаться. Глупость отозвалась, вылилась в причинно-следственную связь. Я снова зашел на страницу к Маше. И снова. Я улыбался. Рассматривал ее глаза, улыбку и думал, как она там бурчит и от нервов прикусывает губу.

Может, надо было поговорить с Арсом, спросить, что произошло тогда. Но чертова гордость не уступала. В те дни крутился только один вопрос: выходка Уваровой – это известие правды или что-то другое?.. Если первое, то почему она не пришла ко мне, почему не спросила в глаза. Да, я трус. Да не смог признаться ей сам. Но то было до наших отношений. Я любил Машу, а она наверняка, любила меня.

Так