«Да, — соглашается Михаил Чучкевич, — такая проблема была, но со временем этот тренд удалось переломить. Постепенно с нами стали разговаривать и лидирующие венчурные фонды, и технологические корпорации. Они очень аккуратно начали пробовать давать нам проекты для инвестиций. Постепенно качество этих проектов прирастало. Серьезно продвинуться помогли совместные усилия с заинтересованными в появлении таких производств российскими отраслевыми корпорациями».

Курс на инвестиции в западные венчурные фонды и покупка долей в высокотехнологических компаниях за рубежом выглядели на тот момент настоящим прорывом, хотя, собственно, все это не было никакой управленческой новацией. Таким образом действуют страны, реализующие стратегию догоняющего развития, — Сингапур, Израиль, Южная Корея. Во многом благодаря этой стратегии в них появились современные производства, исследовательские лаборатории и квалифицированные кадры, а сами страны отвоевали свое место под солнцем на рынке высоких технологий.

В РОСНАНО и РВК справедливо полагали, что трансфер технологий «оттуда» поможет со временем наладить и «обратный» трансфер. Смущало только то, что явно наметившийся крен в сторону западных технологий со стороны РВК и РОСНАНО отодвигал на неопределенный срок появление на свет российского хайтека и возрождение рынка отечественных прикладных разработок.

А ведь именно этого мы хотели, создавая свои институты развития? Или нет?

В идеале суверенная инновационная система, которую строили, строили, но так и недостроили российские чиновники, должна была работать следующим образом. Ученый, придумавший прорывную технологию в российском институте, оформляет при помощи своего научного учреждения патент. Бизнес-ангел, дрожа от нетерпения, уже ждет изобретателя у проходной НИИ. Вместе они на законных основаниях создают компанию, отдав государству денежку, переводят патент из собственности государства в собственность компании. Идут в технопарк за углом, где их уже ждут. Там за небольшие деньги команда получает доступ к специальному оборудованию, помощь инженеров, специалистов по маркетингу, открывает офис (с льготными арендными ставками). Компания привлекает для развития деньги от государственного Фонда Бортника, посевные инвестиции от работающего при технопарке частно-государственного венчурного фонда. Компания растет, в ее капитал входит региональный венчурный фонд МЭРТ или один из фондов РВК. Наконец, компания покидает технопарк. На проходной уже дрожит от нетерпения крупный частный инвестор, они вместе идут в РОСНАНО и строят завод. Компания проводит IPO и покоряет мир. Ученый становится миллионером, бизнес-ангел становится миллионером, частные инвесторы, участвовавшие в становлении компании, становятся миллионерами. РОСНАНО получает прибыль, управляющие директора венчурных фондов — бонусы, инвестиционные менеджеры РОСНАНО — свои опционы. Все платят налоги. Государство отбивает деньги, потраченные на исследования. Россия поднимается с колен.

Но почему-то все никак не складывалось. Этажерка не летала.

…Мы сидели с Олегом Лозовым в московском кафе «Старбакс» на улице Покровка. У Олега Лозового, сына изобретателя Игоря Кобякова, на Покровке располагался офис. Опыт, полученный при продвижении на рынок отцовского прибора, много дал бывшему рекламщику. Со временем он открыл свою компанию — небольшой бизнес-инкубатор, который создавал стартапы в сфере IT, привлекая деньги частных инвесторов. Но маленькую технологическую компанию по производству вибродатчиков Лозовой не бросал, несмотря на то, что в 2011 г., спустя десять лет с момента основания компании, вибродатчики, способные предотвращать катастрофы, так и не сделали ни сына, ни отца миллионерами.

«Это вопрос времени», — говорит Лозовой[21]. Совсем скоро он собирался закрыть сделку с крупным венчурным фондом, созданным российским отраслевым холдингом, принадлежавшим солидному российскому олигарху. Стратегия, которую предложили маленькой технологической компании венчурные инвесторы, предполагала раскрутку продукта на производственных мощностях холдинга с последующим выходом на азиатские рынки. Найти общий язык с системой поддержки инноваций, созданной российским государством, у компании не получилось.

«У нас были предложения о сотрудничестве от институтов развития, — рассказал Лозовой, — но дело не пошло. Ни один вменяемый человек, имея действительно хороший проект, связываться с государством не будет. Государство никак тебя не развивает и никак не помогает, а только ограничивает. Российский IT-рынок продемонстрировал, как можно добиваться успеха без государственного участия. Зачем же придумывать велосипед?»

От государства, по словам Лозового, все эти годы нужны были не миллионы на РОСНАНО, а десятки тысяч небольших грантов на доведение результатов НИОКР до стадии коммерциализации. «На рынке — полный „запритык“, — сокрушался Лозовой. — Все „дожевывают“ технологии 1980-1990-х гг. „Венчуры“ готовы финансировать готовые бизнесы. Желающих профинансировать готовые решения в двадцать раз больше, чем объектов для инвестирования. Но если у человека есть прекрасная грамотная идея и ему нужны первые 200 тыс. долл. для того, чтобы создать работоспособный прототип, то этих денег ему взять негде. Будет система грантов — появятся решения, тогда и рынок действительно сам отрегулирует инновационный сектор.

Но если у вас есть лишние десять триллионов и вы хотите подтолкнуть рынок венчурных инвестиций, не надо впадать в блуд. Отберите западные венчурные фонды, которые умеют привлекать деньги частных инвесторов и умеют ими управлять. Дайте этим венчурным фондам возможность занимать российские государственные деньги на хороших условиях. Следите за тем, как они этими деньгами управляют. Все 600 венчурных фондов из Калифорнии на следующий же день откроют в России свои представительства.

И не нужны будут ни РВК, ни РОСНАНО».

…Государство потратило на создание национальной инновационной системы уйму денег, времени и сил. Ни одно из звеньев «суверенного» финансово-технологического цикла не сработало, как хотелось бы, ни в 2007, ни 2009, ни в 2011 году. И надежды на то, что все это когда-нибудь заработает слаженно и звонко, таяли с каждым днем.

При этом люди, которые пытались заставить работать каждое звено по отдельности, были, как говорят незамужние дамы средних лет, «большими умницами». Более того, они выглядели, уже безо всякой иронии, настоящими героями.

И Алексей Коробов из РВК был героем, и Игорь Агамирзян, и Илья Пономарев, и Леонид Меламед, и Михаил Чучкевич. И, да простят меня патриоты, Анатолий Чубайс. Он тоже был героем. Все они, поднимая доверенные им проекты, совершали моральные, ментальные, управленческие подвиги, двигаясь во тьме и тумане через горы и буераки, без карты, компаса и конкретных задач, преодолевая дикие бюрократические и законодательные буреломы, получая в ответ только ругань, пинки, проверки, обвинения в неэффективности, тупости и неспособности сделать что-то дельное. При этом каждый из них, как и обещал Карлос Кастанеда, «страдал и умирал в одиночестве».

Круг инноваторов-революционеров узок. МЭРТ, министерства связи, промышленности, образования и науки, РОСНАНО, РВК, Фонд Бортника, Курчатовский институт — все они находятся в пределах Московской кольцевой автодороги. Люди, которые продвигали инновации в стране, ежедневно встречались друг с другом на заседаниях, коллегиях, форумах и прочих инновационных пати. Многие из них дружили семьями. Но какая-то неведомая сила заставляла их совершать часто разнонаправленные, асимметричные, действия. Какая-то неведомая сила растаскивала их в стороны и сводила на нет многие их благие начинания.