Говорят, что проект Города, который изменит Будущее, с самого начала лоббировал Анатолий Чубайс, что могущественного чиновника, кроме всего прочего, привлекала в этом проекте возможность включить в сферу своего влияния программу развития технопарков, предложив этой идее новое прочтение. Говорят, что во многом благодаря усилиям Анатолия Чубайса идея создания «Территориально обособленного комплекса для развития исследований и разработок и коммерциализации их результатов» попала в текст ежегодного послания Президента Дмитрия Медведева Федеральному собранию.

Двенадцатого ноября 2009 года в Кремле Дмитрий Медведев заявил буквально следующее: «…надо завершить разработку предложений по созданию в России мощного центра исследований и разработок, который был бы сфокусирован на поддержку всех приоритетных направлений, именно всех направлений. Речь идет о создании современного технологического центра, если хотите, по примеру Силиконовой долины и других подобных зарубежных центров»[27].

Идея проекта озвучена. Начало положено. Во исполнение послания распоряжением президента № 889-рп от 31 декабря 2009 г. была создана рабочая группа.

«Было довольно смутное представление о том, что это должно быть, — вспоминал один из экспертов, участвовавших в подготовке проекта. — Было понятно, что появлению инновационной среды мешает давление государственного аппарата. Было понимание, что надо попробовать дать определенную свободу действий и убрать бюрократические препоны. Об этом, в принципе, просили все, кто был связан с НИОКР и коммерциализацией научных разработок.

На повестке дня был главный вопрос — какие инструменты нужно применить, чтобы эту свободу обеспечить».

Рабочую группу возглавил Владислав Сурков. В нее вошли помощник президента Аркадий Дворкович, Анатолий Чубайс, Герман Греф, губернатор Московской области Борис Громов, представители ключевых министерств. Кроме этого, для работы над проектом пригласили иностранных специалистов: Эстер Дайсон, Свен-Тора Холма и Доминика Фаша.

Привлечение иностранцев было связано с еще одним базовым предположением: проект должен быть международным, открытым, в него придется вовлекать большое количество иностранных участников. Но было мало конкретики, иностранцев в рабочую группу приглашали по принципу «кто кого знает». Известный американский венчурный инвестор Эстер Дайсон была крестной матерью российского IT-рынка. Свен-Тор Холм создавал первый шведский технопарк Ideon Science Park, а позже руководил шведским Фондом по передаче технологий. Доминик Фаш в свое время принимал участие в создании французского научного парка Sophia Antipolis, работал генеральным директором российской энергетической компании «Энел-ОГК-5» и был приглашен по инициативе Анатолия Чубайса. Организационно-техническим обеспечением деятельности рабочей группы должна была заниматься компания РОСНАНО.

Впрочем, этого не потребовалось. Рабочая группа так ни разу и не собралась.

После того как в январе 2010 г. главные российские чиновники посетили Бостон, многие вопросы о том, каким может быть Город, который изменит Будущее, отпали. Из Америки они привезли понимание, что надо попробовать построить то, чего в России еще не было, — площадку с полноценной инновационной экосистемой. «Было очевидно, что проблема, грубо говоря, кроется в среде, — вспоминал один из участников той поездки. — Если удастся создать место, где будет существовать определенная плотность коммуникации, взаимодействия, кооперация людей, занимающихся инновациями, и бизнесменов, где будет особая культура взаимного доверия, тогда, может, что-то и получится».

Что же такое полноценная инновационная экосистема, на которую чиновникам открыли в глаза в MIT?

«Бостонский инновационный центр „Шоссе 128“, не такой раскрученный и менее распиаренный, чем Кремниевая долина, ментально ближе к России, — объяснял один из экспертов, знакомых с ситуацией. — Прежде всего, благодаря своей направленности на „тяжелые“, инерционные, наукоемкие технологии.

Бостон проиграл конкурентную борьбу Кремниевой долине в области IT, но сумел стал мировым лидером в новой энергетике и биотехнологиях».

Компании Кремниевой долины первые несколько десятилетий развивались благодаря государственным заказам. Венчурный капитал в Калифорнии смог подняться тоже во многом благодаря государственному участию — частные инвестиционные компании, участвовавшие в государственной программе SBIS, имели возможность получать от Администрации малого бизнеса США гарантированные десятилетние займы. На то, чтобы Кремниевая долина смогла начать регенерировать себя «изнутри», ушло полвека. Все опыты построения аналогов Кремниевой долины в мире, которые предпринимались государственными чиновниками, восхищенными ее успехом, терпели неудачу. «Кремниевая теснина» в Шотландии, «Кремниевое побережье» в Норвегии, «Кремниевый польдер» в Голландии, «Долина Билликан» в Австралии, «Кремниевая кашба» в Турции и многие другие «клоны» инновационного калифорнийского оазиса не оправдали возложенных на них надежд.

В России на тот момент на технологии не было ни госзаказа, ни заказов от бизнеса, не было ни рынка венчурных инвестиций, ни эффективной программы, подобной SBIS, которая бы могла этот рынок поднять. И самое главное — у России не было пятидесяти лет, чтобы дожидаться, пока инновационная система начнет регенерировать себя снизу. России нужен был управляемый инновационный рывок.

В этой связи алгоритм развития «Шоссе 128» казался более понятным. Эффективность «бостонского кластера» во многом определялась активностью Массачусетского технологического института, его предпринимательскими инициативами. В Бостоне прослеживалась более понятная, чем в Калифорнии, схема взаимодействия между участниками инновационного процесса. На эту модель казалось возможным опереться и репродуцировать в России.

Ядром «бостонского варианта» инновационной экосистемы является MIT, отвечающий самым передовым мировым стандартам. Институт «заточен» под прикладные исследования с перспективой их коммерческого использования. В нем созданы все условия для разработок: современное оборудование, лаборатории, где можно изготовить и испытать прототипы приборов и устройств. При институте созданы структуры, занимающиеся коммерциализацией научных разработок. Например, в MIT эту функцию уже много лет выполняет Technology Licensing Office — отделение института, руководит которым вице-президент MIT по исследованиям и разработкам. Задача TLO — привлекать внешнее инвестирование в патенты MIT для создания соответствующих компаний и участия в их уставном капитале. Офис помогает ученым защищать свои права на интеллектуальную собственность и передавать бизнесу лицензии на разработанные ими технологии. Сами изобретатели получают треть дохода от коммерциализации разработки после вычета 15 % административного взноса и невозмещаемых патентных расходов. Вторая треть уходит MIT, еще одна полагается кафедре, на которой трудится ученый. TLO имеет собственный бюджет на исследования, он составляет 1,2 млн долл. в год. В MIT много лет работает служба менторов Venture Mentoring Sеrvice, готовая поддержать любого аспиранта, профессора или начинающего бизнесмена, задумавшего новый стартап.