— Повешенный, — прошептал он.

Я не поняла, что означает его тон, но согласилась, отдаваясь на волю воображения:

— Можно сказать и так. Если кто-нибудь привяжет ему к ноге веревку, то он, наверное, повиснет вниз головой и согнет другую ногу в колене. Маттео, этот человек — ты.

Я поглядела на мужа, чтобы увидеть его реакцию. Я думала, он засмеется, решит, что это просто шутка, но Маттео смотрел на меня с тем же вниманием, с каким изучал шифровальные таблицы.

— Что это значит? — спросил он.

Я снова взглянула на Повешенного, и меня вдруг охватил страх. Теперь обязательно случится что-то плохое, но оно породит что-то очень хорошее. Такое, что непременно понравится Маттео.

— Грядут перемены, — ответила я уверенно.

Мне не хватило духу сказать вслух, что за них придется дорого заплатить. Ночь была теплая, но, когда я заговорила, поднялся ветерок.

Маттео чуть заметно задрожал, однако тут же взял себя в руки и спросил:

— Дея, как часто ты видишь подобные… знаки?

— Они повсюду, — ответила я, приободрившись оттого, что он не поднял меня на смех. — Просто я замечаю их чаще других. — Меня все-таки терзали сомнения. — Бона сказала бы, что это от дьявола.

— Она тоже иногда ошибается, — ответил он, кажется не успев сдержаться, и тут же спросил: — Ты рассказывала об этом кому-нибудь еще?

— Никому. Я подумала, что ты, скорее всего, поймешь.

— Верно. Ты не должна говорить об этом никому, даже Боне. — Он снова на миг умолк. — Это вовсе не от дьявола, но многие уверены в обратном. Произносить такое опасно. Людей убивают и за меньшее.

— Я рассказала только тебе.

— Если ты увидишь что-то такое, о чем мне следует знать… то сообщи об этом, и я буду тебе признателен. — Его голос потеплел. — Ты должна быть такой, какая есть, Дея. Нельзя губить свои таланты, но знать о них будем только мы с тобой.

Я улыбнулась, радуясь тому, что у нас есть общая тайна.

Маттео снова взглянул на небо. Я воспользовалась моментом и дотронулась до его теплой щеки. Он улыбнулся мне, но, уловив выражение моих глаз, отстранился и ушел к остальным.

Однако я так легко не сдавалась. В последующие дни, целуя его утром и перед сном, я старалась попасть не в щеку, а в губы. Я начала замечать, как он красив, понимать, как мне повезло, что Маттео стал моим мужем, была признательна за его доброту. Когда он засиживался за полночь, я подходила к нему, прижималась щекой к плечу и уговаривала идти спать. Я страстно желала, но боялась его прикосновения.

Каждый раз он неизменно мягко и нежно отстранял меня, избегал моих поцелуев, отнимал руку, если я слишком долго удерживала его. В ответ на мои комплименты супруг лишь смущенно улыбался и отводил взгляд. Как-то раз в начале ноября Маттео работал за столом. А я сидела перед камином в одной ночной рубашке и подкидывала в него дрова. Обернувшись через плечо, я спросила Маттео:

— Что плохого в том, если бы мы действительно жили как муж и жена?

Долгое молчание уже само по себе было ответом. Униженная, я снова перевела взгляд на огонь, силясь побороть подступающие слезы.

Выдержав паузу, он тихонько произнес:

— Дея, я люблю тебя, но не так. — Муж помолчал. — Через несколько дней я уезжаю в Рим. Чикко попросил меня выполнить там одно поручение герцога. Наверное, по возвращении я смогу тебе все объяснить. Вероятно, мы скоро сможем вместе уехать во Флоренцию к моим друзьям.

— Во Флоренцию? — повторила я сипло. — Причем тут Флоренция?

Маттео как-то помрачнел, долго молчал, а потом произнес:

— Ты не будешь сердиться, когда все узнаешь. Прошу тебя, Дея, потерпи еще немного.

Я ничего не ответила, только несколько раз яростно перемешала угли, надулась и отправилась в постель. В конце концов мне надоело упиваться жалостью к себе, и я заснула.

Через несколько часов я очнулась. Стояла глухая ночь, в комнате было темно, единственное окно закрыто ставнями. Маттео задул лампу, но его не было рядом со мной. Вместо того он вышагивал по комнате взад-вперед, сходя с ковра на каменный пол, возвращаясь обратно и размахивая руками. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, как муж остановился у южной стены, нарисовал в воздухе какую-то замысловатую фигуру, после чего что-то тихонько забормотал себе под нос, едва слышно, но уверенно. Затем он развернулся лицом к западу и снова изобразил какой-то знак. Когда муж повернулся на север, до меня дошло, что он рисует в воздухе звезды и объединяет их в круг.

Волосы зашевелились у меня на затылке. Звезды и круги относятся к области магии, а Бона твердо внушила мне, что все это от дьявола. Но испугалась только одна часть моего существа, другая же сгорала от любопытства и даже пришла в восторг. Круг, описанный Маттео, заключал в себя всю комнату вместе с кроватью, на которой лежала я. Значит, я тоже защищена от любого зла, которое захочет пробиться сюда снаружи.

Мой муж вовсе не призывал в темноте демонов и не произносил злых заклинаний. Он остановился в центре круга, в изножье кровати, раскинул руки и поднял лицо к невидимому небу. Я поняла, что Маттео молится.

На следующее утро я не заговаривала о том, что видела, не упоминала об этом и в последующие дни, хотя супруг каждую ночь рисовал свои звезды. Собираясь в путешествие, он делался все задумчивее. По временам мне казалось, что муж вот-вот откроет мне какую-то важную тайну, но все-таки что-то его удерживало.

Каждое утро и вечер я молилась в часовне рядом с Боной:

— Пусть все поступки Маттео будут добрыми и он полюбит меня. Спаси и сохрани его.

Маттео уехал в Рим холодным ноябрьским утром. Он не позволил мне пойти вместе с ним на конюшню, хотя было очень рано и Бона ждала меня только через час. Одетый в тяжелый теплый плащ и шляпу, Маттео развернулся и остановил меня, когда я двинулась вслед за ним к двери нашей комнаты.

— Дея, я хочу уйти сразу, не затягивая прощания.

К моему изумлению, он крепко сжал мои руки, вгляделся в лицо так внимательно, словно выискивал что-то. Глаза его светились любовью, мне даже показалось, что сейчас он поцелует меня в губы.

— Хорошо, пусть сразу, — согласилась я. — Долгие прощания ни к чему. — Я закрыла глаза, с трепетом ожидая поцелуя, которого не последовало.

Маттео вдруг выпустил мои руки. Когда я открыла глаза, он снял что-то с шеи, стянул через голову ремешок и протянул мне. Я во все глаза с явным недоумением уставилась на маленький черный ключ, который болтался на кожаном ремешке в длинных пальцах мужа.

— Это на крайний случай, — сказал он.

— Он ведь от тайника в стене, — произнесла я с недоверием. — Ты хранишь там свои бумаги.

Маттео кивнул.

— Почему ты не отдал его Чикко?