Брат, стоявший рядом со мной, фыркнул от смеха, но притворился, что чихает.

Грегори подбоченился. Кивнул на сестру, державшую в руке пакет с цветами из гофрированной бумаги.

– И с ней давайте поприветливее, – сказал он. – Покажите ей, где пляж. Ей нужен пляж. Она хочет устроить там свой магазин. Она надеялась, вы обрадуетесь, что к вам на две недели приехала девочка, но я ей объяснил, что такому никто не обрадуется. Так что она не будет к вам приставать. И ко мне тоже.

Грегори оттолкнул сестру и вышел из комнаты.

– Эй! – воскликнули мы. И начали спускаться вслед за ним по лестнице. – Ты куда?

– На разведку, – ответил он.

– Давай, – сказали мы тихонько. – И не забудь про конфеты.

– Не забуду, – сказал Грегори.

«Теньк!» – звякнул шар с молочными шоколадками, когда Грегори снял с него крышку. Наша мама, стоявшая в молочном отделе, тоже услышала этот звук. Мы видели, как она застыла, открыв рот. И как у нее округлились глаза, когда Грегори как ни в чем не бывало перешел через дорогу и уселся есть шоколадку.

Мы спустились вниз, отошли на приличное расстояние от дома и все вместе залегли на вершине дюны, откуда хорошо просматривалась та сторона дороги. И скоро мы увидели, как мама вышла из магазина, перешла дорогу и доходчиво объяснила Грегори, что скучать у нас ему уж точно не придется.

Папа взял мою ладонь, заглянул в нее, да так и сел. Сказал, что глазам своим не верит. Что глаза, наверное, его обманывают. Неужто я сам это нашел?

Я сжал кулак. В кулаке была ракушка, и ракушка была моя.

– Ну-ка, – сказал папа, – признайся честно.

Он посадил меня к себе на колени и стал расспрашивать: не сам ли я ее сделал, вот эту штучечку, которая у меня в руке? А может, я ее взял у какого-нибудь другого мальчика на пляже? И знаю ли я, какая она ценная?

– Это ракушка, – сказал я.

– Это ракушка, – сказал папа, покачал головой, поднял вверх указательный палец и повторил то же самое еще раз, только очень медленно. Его слова были такие весомые и блестящие, что сама ракушка тут же стала тяжелее и значительнее.

На папин голос стали оборачиваться. Мои братья, уже давно слушавшие наш разговор растопырив уши, побросали совки с лопатками, окружили нас с папой и ждали, что будет дальше.

– Я нашел ракушку, – сказал я им.

– Покажи, – сказали они.

– Хотите посмотреть? – сказал папа, усмехнулся и даже понизил голос, чтобы нам стало немножко страшно.

Жизнь на пляже продолжалась, как всегда. Дети строили замки, мамы загорали, воздушные змеи трепыхались на ветру. А у меня в кулаке, вокруг которого столпились мои братья, находилась важная ракушка.

– Такие ракушки не встречаются почти никогда, – сказал папа. – Практически никогда. Насколько мне известно, крайне редко. Это – необычайная редкость.

Мы молчали. И смотрели на папу. Что такое «почти никогда»? Как часто бывает то, чего не бывает «практически никогда»? И что значит «необычайная редкость»? Раньше мы от папы таких слов не слышали.

– Как вам объяснить, – сказал он. – Такие ракушки попадаются, может… раз в десятилетие. Один раз в десятилетие! Невероятно, что ее нашел кто-то из нас.

– Да, вот он, – братья кивнули на меня.

Я затаил дыхание. Кулак горел. Минуту назад у меня в кулаке лежала просто ракушка. Теперь это было сокровище.

– Покажи! – снова попросили братья.

Я раскрыл ладонь, как ларец для драгоценностей.

– Смотрите, – сказал я.

Братья вытянули шеи.

На моей ладони, между подушечками, лежала ракушка. Блеклая, облезлая, но с волнистым рисунком и такой формы, какой я раньше никогда не видел, – будто ее кто-то покусал. Ракушка напоминала вязаную шапочку, точнее, вязаный колпачок, очень поношенный и потертый. Значит, такие колпачки встречаются необычайно редко. Практически никогда.

Я перестал улыбаться и вздохнул. Мысли у меня перемешались. Я просто хотел показать папе ракушку: смотри, папа, что я нашел, – и вдруг все переменилось, море и солнце отодвинулись куда-то вдаль. А теперь я размышлял исключительно о том, что такое «необычайная редкость», и что такое «почти никогда», и что только что миновало то самое десятилетие. Десятилетие, за которое такая ракушка ни разу никому не встретилась. Вокруг меня дети строили замки, мамы загорали, воздушные змеи кувыркались в вышине и начиналось новое десятилетие, когда такая ракушка опять никому не встретится.

Я сжал руку, оглянулся на то место, где нашел ракушку, и сел.

– Вот ведь как бывает, – сказал папа.

Когда Толстушка Мене ехала мимо на велосипеде, мы готовы были дать голову на отсечение, что рядом с нашим домом она снова чуть не врежется в дерево. Проезжая мимо нашего дома, она всегда привставала на педалях, чтобы увидеть нас хоть краешком глаза, потому что питала к нам всем слабость. Мы точно могли предсказать, когда она поднимется с седла и когда опять сядет, едва не врезавшись в дерево.

Однажды мы ее остановили. Соврали, что один из нас тоже к ней неравнодушен, мы ей не скажем, кто именно, но он уже давно хочет пойти с ней купаться.

– Кто же это? И почему он сам этого не скажет? – спросила Толстушка Мене.

– Потому что мы – люди дела, а не болтуны, – ответили мои братья.

Ответ был хороший, но произнесли они его неправильно: когда они говорили, то смотрели на ее грудь. Оттого что я младший и мне еще многому надо было учиться, очень-очень многому, я обращал внимание на все. Я видел грудь Толстушки Мене, и как мои братья на нее смотрят, и как они проводят языком по верхней губе. Думаю, Толстушка Мене тоже все это заметила, потому что меня она погладила по головке, а один из братьев получил оплеуху, которая предназначалась всем остальным.

– А вы все – одинаковые свиньи, – сказала Толстушка Мене, перекинула свои длинные волосы через плечо и покатила прочь. Проехала в миллиметре от того дерева, в которое всякий раз чуть не вреза́лась.

Братья сказали, что они знают по опыту: девчонки обязательно должны сначала пошуметь, а потом уже с ними можно целоваться. Они назовут тебя свиньей, а на следующий день спросят, не хочешь ли ты с ними прогуляться, сказали братья, но мне об этом рано знать, я еще мал, говорили они, слишком мал.

– Да, – говорил я радостно. – Я слишком мал.

На следующий день Толстушка Мене снова ехала на велосипеде мимо нашего дома как ни в чем не бывало. Она, как всегда, встала на педалях, но увидев нас, остановилась. И сказала:

– В пятницу я, пожалуй, пойду купаться.

И посмотрела на всех по очереди.