Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тара, конечно, интересовалась, как мы с Эви устроились на новом месте, и надеялась, что получится оставаться на связи и впредь. Она была самоотверженной женщиной — все время участвовала в волонтерских программах помощи бездомным животным да еще работала на полную фельдшерскую ставку в ветклинике. А потом ее жизнь пошла под откос, по той же причине, что и наша.
О себе Тара сообщила лишь одно, да и то в последней строчке: ей поставили диагноз «рассеянный склероз».
Она никогда не жаловалась и не любила говорить о своих проблемах, вот и тут писала коротко и просто: «Кстати, у меня подтвердился РС. Теперь хотя бы понятно, от чего у меня бессонница».
Закончив чтение, я свернула письмо, вложила его в конверт и долго сидела, следя за танцем крошечных круглых радуг на противоположной стене, — это солнечный свет из окна преломлялся сквозь хрусталь прекрасной вазы, подарка от Эндрю незадолго до смерти.
Да, куда легче погрязнуть в своих проблемах и без конца жаловаться на то, чего у тебя нет, чем радоваться тому, что еще не отнято. Последняя строчка письма Тары заставила меня по-иному взглянуть на жизнь.
Разве моя подруга жалуется, несмотря на то, что судьба обошлась с ней по-настоящему несправедливо? Она даже не начинала.
Внутри загорелась решимость: пора уже наконец взять себя в руки и привести жизнь в порядок.
Словно поддерживая меня в благих начинаниях, запищал лэптоп. Пришло новое сообщение.
Невероятно, но факт: это было письмо от «Агентства недвижимости Грегори» с приглашением явиться на интервью в понедельник, к трем часам дня.
Во рту и в горле сразу пересохло так, что я едва не поперхнулась.
С одной стороны, под ложечкой приятно защекотало, словно бабочки захлопали крыльями. Меня позвали на собеседование! Это так здорово!
Но, с другой стороны, в понедельник Эви идет в школу, и хотелось бы самой отвести и забрать ее. Это ведь ее первый день…
Пульс участился вдвое. Так мне, по крайней мере, казалось.
Надо было срочно поделиться новостью с кем-нибудь, поэтому я схватила телефон и настрочила эсэмэску маме:
«Пон. собесед. на работе, о кот. я тебе рассказывала! Закончу за 20 мин. до конца у Эви».
Это было совершенно неожиданно. Судя по всему, мой послужной список впечатлил агентство, раз ответ пришел настолько быстро.
Но радоваться еще рано. Демонстрировать компетентность на бумаге легко, а вот пройти интервью гораздо сложнее. Вдруг они решат, что мне недостает опыта именно в их сфере деятельности? Или что я слишком стара для должности помощника?
Мама молчала.
Итак, первая же попытка найти работу оказалась успешной, и это вселяло уверенность и вызвало волнение одновременно.
Нервы натянулись как струны, дыхание участилось.
Пару недель назад я закачала на телефон приложение с дыхательными упражнениями для релаксации под соответствующую музыку. Это было то, что нужно. Правда, сосредоточиться на голосе диктора не получалось: мысли упорно крутились вокруг коричневого пузырька в ванной. Он манил, звал к себе, и после того, как закончился первый этап упражнений, стало понятно, что внутреннее напряжение не только не прошло, но даже усилилось.
Тогда я вскочила и, схватив ключи, выбежала из дома, пока зов голубых пилюль не сделался непреодолимым.
* * *
— По-моему, ты поторопилась с работой, — с места в карьер начала мама, едва я переступила порог кухни. Сердце упало: меньше всего на свете хотелось спорить с ней об этом сейчас. — Сначала создай для дочери уютный дом и помоги ей привыкнуть к школе.
— Для уютного дома нужны дополнительные деньги. К тому же работа не на полный день, так что по утрам я буду отвозить ее в школу сама.
— Я не хочу больше в детский сад, мама, — стала канючить Эви, обняв меня за шею. — Бабуля говорит, что это не обязательно.
— Что ты ей наговорила? — Я тут же прикусила язык, но несказанные слова так и горели на языке, словно кислота.
— Ничего. Сказала только, что мама, может быть, снова будет ходить на работу, и тогда…
— Зря ты завела с ней этот разговор. Я все ей объясню сама, в свое время. — Слова сами сорвались с языка. — В конце концов, я — ее мать.
— Думаешь, мы не знаем? Мы прекрасно знаем, что ты — ее мать.
Подтекст был ясен так, как если б она выкрикнула мне прямо в лицо: «Ты — ее никчемная, ненадежная мать, которая шагу не может ступить без моей помощи».
Вот и еще одна причина, по которой пора было налаживать жизнь заново.
А пока я прикусила язык и опустила глаза. Нельзя допустить, чтобы мама вошла в состояние молчаливого протеста, а то будет дуться неделю — такое уже бывало, и не раз.
Как ни трудно было признавать это, но факт оставался фактом — без ее помощи не обойтись.
Три года назад
Тони
Ранним воскресным утром я проснулась словно от толчка.
Что-то зашумело снаружи. Или показалось? Когда так резко просыпаешься, всегда трудно понять, что ты действительно слышишь, а что только снится. Некоторое время я лежала, затаив дыхание и глядя в потолок, но звук не повторился.
Сердце билось как бешеное, а ладони стали мокрыми от пота.
Окно спальни выходило на улицу. Я выскользнула из постели и подошла к нему. Напротив, освещенные фонарями, белели новые мьюзы[8] — точные копии наших. Одинаковые, как кукольные домики, они стояли плечом к плечу, залитые неестественно-оранжевым светом.
И ни души кругом. На часах — три. В каждом окне спущены жалюзи, задвинуты шторы. Похоже, все остальные люди крепко спят. Наверное, шум мне все же приснился.
Возвращаться в кровать не хотелось, ноги просили разминки. Все еще непривычное пространство нового дома кололось, как необношенный свитер, так что я вышла на площадку и заглянула к Эви. Та мирно спала — об этом говорило ее ровное дыхание.
Постояв у двери дочери еще немного, я вернулась к себе и села на край кровати, чувствуя как пружины дешевого матраса вдавливаются в тело.
Вдоль стены стояли черные мешки с одеждой — в последнее время вся она начала болтаться на мне мешком. В углу кучковались туфли, поверх которых валялись пальто и шляпа. Получившаяся композиция напоминала куклу Гая Фокса[9], готовую к костру. В другом углу сиротливо ютилась стопка ношеного белья.
Да, многое уже было приведено в порядок, но до своих вещей руки пока не дошли. Обустраиваться на новом месте оказалось так тяжело, что все время возникало ощущение подъема на высокую гору.