Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднялся Кирилл с бокалом вина.
— Б. А. никогда не мог привести в дом женщину: сначала родители мешали, потом жена, потом сын... Но вот я вырос, и Б. А. наконец привел Аврору.
За Кириллом водилась эта манера внезапно сказать что-то ошеломляюще бестактное — так швейная машинка вдруг подпрыгивает посреди ровных стежков. Б. А. уже почти забыл, как это неприятно...
Рита беспокойно поглядела на Аврору. Ее обязанности в этом доме были разнообразны, и, к примеру, загладить сейчас нетактичность хозяина тоже надо было ей. Она же не знала, что Аврора обижалась, только когда желала обижаться.
— Вы поженились? Я вас поздравляю! У вас любовь, это так трогательно, — чуть более ласково, чем надо, произнесла Рита, наклонившись к Авроре через стол.
— Поздравляйте, — рассеянно кивнула Аврора, — я очень люблю, когда меня поздравляют... Что же касается любви... Знаете, милочка, в нашем с вами возрасте о любви не говорят, она или есть, или ее нет...
— В каком это «нашем», вы же... я же, — опешила Рита, на глазах перетекая из имиджа деловой женщины в пошловатую «блондинку в жутких розочках». Подавив желание выбежать из-за стола и немедленно посмотреться в зеркало, она еще раз придирчиво рассмотрела Аврору и еще раз изумилась. Конечно, Авроре ни за что не дашь ее лет — маленькая, худощавая, седые волосы подетски убраны в хвостик, но все же какое невероятное нахальство: «В нашем с вами возрасте!»
— Мне уже делать шашлык? — спросил Игорь Кирилла.
— Уже делай, — мрачновато отозвался Кирилл, и Игорь направился в сторону кухни, небрежно-вороватым жестом прихватив со стола бутылку джина. Это был бессмысленный акт, так как стол был уставлен напитками, и с его стороны было довольно глупо рассчитывать, что Ира прекратит пить.
— Игорь, пойдем домой, — в спину ему проворковала Ира и невинно добавила: — Кирилл все равно не разрешит тебе есть шашлык... а дома поешь мяса с картошечкой...
В выражении ее лица было столько пронзительной злой нелюбви! Такое лицо обычно не решаются показывать на людях, но Ира не постеснялась — ведь Игорю удалось унеси лишь полбутылки джина, а остальное она успела выпить.
— Дождь идет, — первые слова, произнесенные Катей за весь вечер, случайно прозвучали при общем молчании, и она смутилась, словно сказала глупость, и заправила волосы за мгновенно покрасневшие уши. Мариша посмотрела на нее с насмешливой жалостью: она не была недоброй или заносчивой, просто покрасневшие уши сейчас не в моде.
Аврора отреагировала моментально, словно на животе у нее была кнопочка:
— Но правда в том, что если дождь идет,
нисходит ночь, потом заря бледнеет...
— Ах, — оживилась Таня, — я с детства пропадаю на дорогах поэзии, я просто вся цвету стихами...
...подумать вдруг, что если гибнет дом,
вернее — если человек сгорает,
и все уже пропало: грезы, сны...
Кирилл резко поднялся и, не сказав ни слова, направился к лестнице, ведущей наверх, в кабинет. Может быть, он не любил стихи?
Никто не удивился. Все привыкли к тому, что иногда только что милый улыбчивый Кирилл внезапно, без видимой причины, менялся в лице, и тогда — хорошо, если успевал уйти, побыть один, а бывало, словно чтото в нем взрывалось, всегда одинаково, злобно, беспомощно и страшновато.
Аврора тоже не удивилась, но не потому, что знала за Кириллом эту его манеру внезапно уходить из-за стола, — она просто ничего не заметила.
— Сегодня ночью у меня в квартире тоже шел дождь, — сказала она. — Представьте, я сплю, и вдруг сверху дождь. Сначала я накрылась всеми одеялами, потом всеми газетами, а потом газеты тоже протекли, и я промокла... А утром смотрю — окно открыто. Вот какой сильный дождь шел у меня в квартире. Чистый Хармс.
— Что?! — бессильно выдохнул Б. А. — Ты же простудилась... тебе срочно нужно принять аспирин и микстуру от кашля...
— Не паникуй, — довольная Аврора оглянулась, чтобы проверить, все ли заметили, как он за нее испугался, но оказалось, замечать было некому, они с Б. А. остались одни.
Гости разбрелись по дому — посидеть на веранде, посмотреть, как делается шашлык, поглядеть на горящие поленья в камине. Аврора уселась у камина и оцепенела — огонь всегда действовал на нее, как на домашнюю собаку, в которой вдруг просыпаются первобытные инстинкты.
Зазвонил телефон. Лариса вошла в комнату, где оставались только Аврора с Б. А., поискала глазами трубку и, не обнаружив ее, включила громкую связь.
— Не спишь? Вчера моя приятельница была в твоем ресторане, — раздался женский голос. — Учти, по-дружески тебе говорю: она сказала, волован из грибов был несвежий.
— Да?.. — растерянно проронила Лариса, хотя было очевидно, что, конечно же, да. — А дизайн? Дизайн ей понравился?
— А разве в твоем ресторане есть дизайн? — невинно удивился женский голос. — Кстати, у тебя никого нет в Эрмитаже? Хочу отдать ребенка в кружок, а там большой конкурс...
— Сучка! — выплюнула Лариса, впрочем, вполне беззлобно, усевшись напротив Авроры после окончания разговора. — Это жена владельца сети магазинов «Полет»... Ну, знаете, те, что на каждом шагу... Думает, если у нее столько денег, то ей все позволено... У меня к вам просьба. Вы же один, то есть одна из лучших экскурсоводов в Русском музее... Не могли бы вы мне помочь?..
— О чем разговор, милочка, для меня это сущие пустяки, — приветливо улыбнулась Аврора. — Пусть ваша знакомая придет к директору. Только будет лучше, если она не скажет, что она от меня, вообще не упоминает моё имя. У меня с директором конфликт. Кстати, виноват он...
А в это время кое-кто незаметно улизнул, поднялся по маленькой боковой лестнице на самый верх, в самую дальнюю комнату под крышей, долго пристраивал себя на угловом кожаном диване, удивляясь его скользкой неуютной бессмысленности, и, сказав себе: «Я только на минуточку», задремал. Этот кое-кто был, конечно, Б. А. Он чувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным. Какая нелепая идея это публичное примирение! Как будто можно у всех на глазах за несколько минут исправить то, на что ушла вся жизнь... или часов, или дней...
Кабинет Кирилла выглядел, как тысячи других кабинетов — черный кожаный диван, книжные полки, огромный письменный стол. Единственным отличием было то, что в этом кабинете личность хозяина не была видна ни в одной детали.
В кабинете мужчины всегда каким-то образом проявляется личность хозяйки дома, и по степени внедрения в сугубо частное мужское пространство можно судить об отношениях между супругами. Невзначай подсунутые в кабинет игрушки, фотографии, сувениры на память о совместной поездке — любая мелочь годится, чтобы супруг никогда не оставался тут без нее.
Небрежно брошенные на диване подушки (если бы они там были) могли бы, к примеру, поведать нам о Ларисиной манере забежать посреди дня, усесться поудобнее, зарывшись в подушки, и поболтать, а может быть, даже и прилечь на диван. Но на черном кожаном диване никто не сидел, а уж тем более не лежал со дня покупки.