Отец Гая шел мрачно, но непреклонно и всякий раз находил дорогу из темного лабиринта на главную улицу. По мере того как они пробирались к центру города, шум становился все сильнее; продавцы горячей еды пытались перекричать звон молотков кузнецов-медников и вопли сопливых младенцев.

На каждом углу торчали жонглеры и фокусники, клоуны и заклинатели змей, готовые начать выступление, если им бросят монету. Сегодня, несмотря на скопление народа, их ждала малая выручка. Кто станет тратить деньги на то, что показывают каждый день, если открыли амфитеатр?

— Не отставайте, — сказал Тубрук мальчикам, немного одуревшим от красок, запахов и шума, и рассмеялся, увидев их широко раскрытые рты. — Помню, как я в первый раз увидел цирк! Он назывался Веспия. Мой первый бой — а я неумелый, медлительный, просто раб, которому дали меч.

— Но ты победил, — на ходу улыбнулся Юлий.

— У меня болел живот, вот я и разозлился.

Мужчины рассмеялись.

— С кем бы я не хотел встретиться на арене, так это со львом, — продолжал Тубрук. — Я видел этих зверюг на воле, в Африке. Они могут обогнать лошадь. А клыки и когти у них как железные гвозди.

— Сто львов на пять дней, по два представления в день. Значит, мы увидим десять животных против разных воинов. Мне не терпится посмотреть, как бьются эти чернокожие копейщики. Интересно, сравнятся ли они по меткости с нашими копьеметателями, — сказал Юлий.

Они прошли под входную арку и остановились у ряда деревянных корыт, заполненных водой. За мелкую монетку с их ног и сандалий соскребли вонючую грязь. Служащий амфитеатра помог им найти места, которые с вечера занял раб. Увидев их, раб встал. Теперь его ждала долгая дорога в поместье. Тубрук вручил ему еще одну монету, купить себе еды, и тот радостно улыбнулся: сегодня не придется гнуть спину в поле.

Вокруг сидели семьи патрициев с рабами. Хотя в сенате насчитывалось всего три сотни членов, здесь было не меньше тысячи. Римские законодатели решили не заседать в день открытия игр.

Песок на огромной арене разровняли; на деревянных помостах устроились тридцать тысяч простых римлян. Утро переходило в день, и жара становилась все мучительнее, хотя на это никто не обращал внимания.

— Где они все, папа? — спросил Гай, высматривая львов или клетки.

— Вон в том сарае. Видишь, где ворота?

Он развернул программку, купленную у раба на входе.

— Сначала — приветствие организатора игр. Скорее всего, он выразит благодарность Корнелию Сулле, и мы все радостными криками восславим мудрость Суллы, который подарил нам прекрасное зрелище. Потом будут четыре гладиаторских боя до первой крови. Потом еще один до смерти. Потом будет выступать Рений, и, наконец, львы «будут рыскать по пескам родной Африки», что бы это ни значило. Похоже, представление нас не разочарует.

— А ты когда-нибудь видел льва?

— Один раз, в зверинце. Но драться с ними не дрался. Тубрук говорит, что в бою они ужасны.

Ворота открылись, и амфитеатр затих. На арену вышел человек в тоге сияющей белизны.

— Он похож на бога, — прошептал Марк.

Тубрук наклонился к мальчику.

— Не забывай, что ткань отбеливают людской мочой. Здесь имеется некая мораль.

Марк долго смотрел на Тубрука, пытаясь понять, не шутит ли он. Тут человек на арене заговорил, и Марк напрягся, чтобы расслышать. У глашатая был хорошо поставленный голос, да и амфитеатр в форме чаши хорошо отражал звуки. И все-таки половину слов заглушили зрители, которые ерзали, цыкали друг на друга и шептались.

— … достойную встречу… звери из Африки… Корнелий Сулла!

Последние слова он произнес особенно громко, и зрители послушно разразились приветственными криками, что удивило Юлия с Тубруком. Гай услышал, как старый гладиатор наклоняется к отцу и говорит:

— Вот на кого, наверное, стоит посмотреть!

— И кого стоит опасаться, — многозначительно ответил отец.

Гай вытянул шею, стараясь рассмотреть человека, который встал и поклонился. Тот был в простой тоге, но с вышитым золотом краем. Он сидел довольно близко, и Гай увидел, что он и вправду похож на бога: мужественное, красивое лицо и золотистая кожа. Сулла помахал рукой и сел, улыбаясь тому, как его встретили.

Зрители в их секторе откинулись на спинки сидений и приготовились смотреть. Многие до сих пор разговаривали — о политике, финансах, судебных процессах. Патрициям принадлежала власть над Римом, а значит, над всем миром. Да, народные трибуны с правом вето лишили их части полномочий, однако патриции по-прежнему распоряжались жизнью и смертью большинства римских граждан.

На арену вышла первая пара гладиаторов, один в синей тунике, другой — в черной. Оба были вооружены легко, чтобы показывать быстроту реакции и навыки, а не жестокость. Бывало, что и в таких боях погибали, но реже. Отдав салют устроителю игр, они закружили по арене, крепко сжимая короткие мечи и ритмично, как в танце, поводя щитами.

— Кто победит, Тубрук? — неожиданно спросил отец Гая.

— Тот, что пониже, в синем. У него очень быстрые ноги.

Юлий подозвал одного из рабов, которые принимали ставки, вручил ему аурей и получил взамен крошечную синюю табличку. Не прошло и минуты, как синий гладиатор увернулся от слишком сильного выпада и прочертил мечом по животу противника. На песок плеснула кровь, словно из опрокинутой чаши, и цирк взорвался торжествующими криками и проклятиями. Юлий получил за свой аурей два и, довольный, спрятал прибыль. Теперь, как только новые бойцы начинали подходить друг к другу, он обращался за советом к Тубруку. Конечно, до начала боя ставки были бы выше, зато глаз Тубрука ни разу не подвел его. К четвертому бою все, кто сидел рядом, вытягивали шеи, стараясь подслушать, что он скажет, а потом хором подзывали рабов, чтобы сделать ставки.

Тубрук и сам увлекся не меньше, чем остальные.

— Следующий бой — насмерть. Большинство ставит на коринфийца, Александроса. На его счету только победы. Правда, его противник с юга Италии выглядит не менее внушительно и в боях до первой крови ни разу не проигрывал. Пока я не могу сказать, кто лучше.

— Дай мне знать, как только сможешь. Я приготовил десять ауреев — весь наш выигрыш и мою первую ставку. Сегодня твой глаз безупречен.

Юлий позвал раба и приказал ему не отходить. Все вокруг ждали, что скажет Тубрук, и тоже не делали ставок. Гай и Марк наблюдали за ними.

— Жадный народ эти римляне, — прошептал Гай, и мальчики с улыбкой переглянулись.

Ворота в очередной раз открылись, и на арену вышли Александрос и Энзо. Римлянин, Энзо, был в обычной железной броне с наручами и в более светлом латунном шлеме. В левой руке он держал красный щит. Кроме брони, на нем не было ничего, только набедренная повязка и ножные обмотки. Энзо отличался мощным телосложением и малым числом шрамов, если не считать рваной линии, прочертившей все левое предплечье. Он поклонился Корнелию Сулле, потом — зрителям и, наконец, противнику.