Ощущение лёгкой неловкости на её лице сменилось сначала растерянностью, потом ужасом и наконец — паникой

Внутри своего пузыря она подплыла к прозрачной стенке, и замолотила в неё кулаками.

Я видел, как она заходится в беззвучном крике. А мозг сам подсчитал объём пузыря. Тщетно попытался обнаружить хоть какие-то средства жизнеобеспечения. И выдал неутешительный итог: в полностью активном состоянии, тем более в панике, на том запасе кислорода, который, видимо, есть внутри пузыря девушка проживёт еще минут пятнадцать. Не дольше.

Конечно, я не мог её бросить. В том, что это именно девушка, человек, у меня сомнений не было. В «супер-режиме» я считывал её поведение, анализировал реакции: зрачки, микрокапилляры на коже, мимику, дыхание пульс… это всё подделать невозможно. Точнее, возможно, наверное — но копия выйдет сложнее оригинала.

Доли секунды ушли на просчёт вероятных вариантов действий. По всему выходило, что успеть можно — если схватить её прямо сейчас, вместе с пузырём, и делать рискованную калибровку, продвигаясь к Земле.

Вопросов всё ещё было слишком много. Удастся ли отделить один пузырь от остальных? Защищает ли он от радиации и перепадов температур? Как тюрвинг отреагирует на «дополнительную нагрузку»?

Единственный способ получить ответ сразу на все — это начать действовать.

И я больше не мешкал.

Вопреки опасениям пузырь легко отделился от общей массы. Пока я доставал его, в какой-то момент лицо девушки оказалось совсем рядом с моим. Она продолжала кричать; и теперь, благодаря связи с пузырём через оболочку скафандра, я даже мог расслышать отголоски её крика. Но времени на то, чтобы попытаться её успокоить не было. Счёт шёл на секунды.

Я обхватил пузырь руками и ногами, прицелился, и, стараясь попасть в максимально длинное пустое пространство, нажал на спусковой крючок.

К тому моменту, когда мы оказались возле поверхности «ажурного» планетоида, калибровка была, практически, завершена.

Но снаружи нас ждал такой сюрприз, что я снова чуть не вылетел из режима.

На Венере, «общаясь» с зондом Создателей с помощью странной невербальной связи, напоминающей телепатию, я почему-то не подумал, что у него, кроме генератора червоточины, может быть ещё какое-то оружие. Это ведь не военный корабль. Скорее, хозяйственный, если уж на то пошло. Да и какие враги могли быть у цивилизации, создающей планетарные системы из звёздной материи?

Как выяснилось, враги очень даже были.

Это длилось всего лишь доли секунды. Я не мог позволить нам находиться в этом пространстве дольше этого мгновения.

Но того, что я успел увидеть, хватило, чтобы полностью перевернуть моё представление об истории Солнечной системы.

Возможно, если бы я не выпал из режима сразу же, как только оказался у повреждённого планетоида, я бы смог заметить больше. Ведь пространство вокруг было на удивление оживлённым. Многие светящиеся точки, казавшиеся звёздами в моём обычном состоянии, на самом деле звёздами не были. Мы были окружены целым роем каких-то объектов, двигающихся с явным нарушением законов небесной механики, а, значит, обладающих двигателями.

Целых пять «звезд» пытались взять в кольцо зависший в каких-то пяти километрах от нас в пространстве зонд Создателей. Тот сопротивлялся, выплёвывая облака плазмы, какие-то снаряды и нечто, заставляющее колебаться само пространство, как будто вокруг был не вакуум, а нагретый костром воздух.

Зонд Создателей явно одерживал верх в стремительно развивающемся сражении. А, значит, нельзя было терять ни мгновения больше.

Сильно рискуя, я прыгнул не к Земле, а к Марсу. Замысел был простым — скрыться за планетой от места сражения. А уже потом прыгать к родному миру. Нужно было запутать следы на случай, если зонд успел меня засечь.

Учитывая, что девушка в пузыре продолжала кричать, но при этом явно слабела, это было непростое решение, ведь оно означало потерю нескольких секунд. Но я не мог придумать другого способа обезопасить нас сейчас — и в будущем.

Марс имел привычный вид. Тот же негостеприимный мир, с тёмной полосой гигантской долины Маринера. Разве что атмосфера чуть плотнее. Я зафиксировал это автоматически, где-то на задворках сознания, когда прыгал по орбите, скрываясь из зоны прямой видимости зонда.

Девушка перестала кричать; посмотрела на меня угасающим взглядом, и потеряла сознание.

Рассчитать точку возврата на земную орбиту так, чтобы она находилась вне поля зрения сектора, где находился зонд, было не просто даже в моём особом состоянии. Но я справился за пару секунд.

И тут же прыгнул.

— Второй, готовь челнок к старту, — я выдохнул, едва активировав радиосвязь; тратить время на разговоры было обидно — но расчёт показывал, что так мы сможем выиграть драгоценные минуты.

— Принято, — мгновенно ответил Кай, как будто всё это время был у передатчика, — что случилось, первый?

Но я не ответил.

Потому что как раз закончил расчёт первого прыжка в атмосферу, чтобы нас не разорвало на клочки на случай, если тюрвинг всё-таки не гасит энергию при возвращении в гравитационный колодец.

Впрочем, уже первый прыжок показал, что гасит. Эта мера предосторожности была излишней.

И тогда я прыгнул сразу на крыло челнока, ориентируясь на показатели бортового маяка.

Повезло. Я ошибся в расчётах сантиментов на двадцать, при допустимой погрешности для безопасного финиша в метр.

Крыло слегка качнулось, принимая наш вес.

Я сорвал с себя шлем и перчатки. Впился пальцами в неподатливую оболочку пузыря — не для того, чтобы порвать грубой силой. Ясно ведь — материал достаточно прочный, раз выдержал вакуум при достаточно высоком внутреннем давлении. Я пытался нащупать в структуре этого материала слабые места, используя вычислительную мощь моего «особого режима». Впрочем, без особого успеха.

В этот момент в борту челнока открылся люк, и Кай вышел на крыло.

— О, Арес всемогущий, что это!? — воскликнул он.

— Нож и аптечку. Срочно! — крикнул я, не переставая пытаться «взломать» оболочку.

Я даже почти приспособил один из элементов жёсткой шарнирной манжеты перчатки, чтобы сделать прокол, но Кай оказался быстрее. Я даже мимолётно подумал — нет ли среди его модификаций способности ускоряться?

Выхватив у напарника нож, я под нужным углом ударил оболочку.

Газ изнутри начал с шипением выходить. Значит, давление там было даже больше атмосферного. Это и хорошо, и плохо, потому что… почему именно это так — я додумать не успел. Меня вышибло из режима. Я пробыл в нём слишком много времени.

В глазах сильно потемнело, а руки вдруг превратились в мокрые, едва шевелящиеся тряпочки.