– У тебя все еще есть проблемы с Иеремией на работе? – Отец знает настоящее имя Джошуа, но предпочитает его не использовать.

– Джошуа. И – да. Он все равно ненавидит меня. – Беру горсть орешков кешью и начинаю их грызть слегка агрессивно.

Папа льстиво мистифицирует ситуацию:

– Невероятно. Кто на такое способен?

– Действительно, кто? – эхом подхватывает мама и прикасается пальцем к коже под глазом. – Она миниатюрная и милая. Маленьких милых людей все любят.

Папа незамедлительно соглашается с ней, и оба они начинают разговаривать так, будто меня тут вовсе нет.

– Она самая очаровательная девушка в мире. У этого Джулиана точно какой-то комплекс неполноценности. Или он из сексистов. Хочет всех унижать, чтобы чувствовать себя лучше. Комплекс Наполеона. Комплекс Гитлера. Что-то с ним не так. – Папа загибает пальцы, перечисляя проблемы Джошуа.

– Все вместе. Пап, приклей бумажку с липучкой на экран, чтобы она не могла разглядывать себя. Она на меня вообще не смотрит.

– Может, он безнадежно влюблен в нее, – добавляет оптимизма мама и в первый раз направляет взгляд прямо в камеру.

Мое сердце проваливается в пятки. Мельком смотрю на свое лицо – глиняная маска, запечатлевшая выражение изумления и ужаса.

Отец усмехается:

– Странный способ показать это, тебе не кажется? Он сделал это место невыносимым для нее. Говорю тебе, если бы я с ним встретился, ему пришлось бы поунижаться. Слышишь, Люси? Скажи ему, чтобы вел себя как надо, а то твой папочка прилетит и поговорит с ним по душам.

Представить их лицом к лицу – странно.

– Я не стану утруждаться этим, папа.

Последние фразы позволяют маме перейти к интересующей ее теме.

– Кстати, о перелетах, мы можем перевести тебе на счет немного денег, чтобы ты могла забронировать билет и навестить нас. Мы уже давно тебя не видели. Очень давно, Люси.

– Дело не в деньгах. На это нужно время, – пытаюсь объяснить я, но они оба начинают говорить, не слушая меня, получается какая-то невразумительная мешанина из просьб, мольбы и уговоров. – Я приеду, как только смогу выкроить немного времени, но едва ли надолго. Если я получу повышение, то буду очень занята. Если нет… – Я изучаю клавиатуру.

– Тогда? – Папа резок.

– Мне надо будет искать другую работу, – говорю я и закатываю глаза.

– Конечно ты его получишь. Ты никогда не будешь работать на этого осла Джастина.

«Хорошо бы, чтоб она жила дома, – говорит отец матери. – От книг мало проку. А нам нужна дополнительная мозговая сила».

Я вижу, что маму продолжает беспокоить моя ситуация с работой.

Она крайне экономна и прожила на ферме уже достаточно долго, так что в ее воображении город – злодейски дорогой, суетливый мегаполис. Она недалека от истины. У меня хороший заработок, но после того, как банк списывает со счета плату за жилье, уже не разгуляешься. Мысль о том, чтобы снимать квартиру с кем-нибудь на пару, ужасает меня.

– Как она будет…

Папа шикает на нее и машет рукой, чтобы развеять саму мысль о возможной неудаче, как клуб дыма.

– Все будет хорошо. Это Джонни останется без работы и будет ночевать под мостом, а не она.

– Такого с ней никогда не случится, – встрепенулась мама.

– Ты помирилась со своей подругой, с которой вы раньше работали? Валери, кажется?

– Не спрашивай, это ее расстраивает, – журит мать отца.

Он поднимает руки, мол, сдаюсь, и смотрит на потолок.

Верно. Это меня расстраивает, но я не подаю виду и говорю ровным тоном:

– После слияния я приглашала ее на кофе, чтобы объясниться, но она потеряла работу, а я нет. Она не может мне этого простить. Сказала, что настоящая подруга как-нибудь предупредила бы ее.

– Но ты ведь не знала, – начинает папа.

Я киваю. Это правда. Но проблема, которую я с тех пор пытаюсь разрешить, такова: должна ли я была попытаться что-то выведать для нее?

– Круг ее друзей начал превращаться в мой… и вот я здесь. Снова одна.

Печальная одинокая неудачница.

– Там у тебя на работе наверняка есть и другие люди, с которыми можно подружиться, – говорит мама.

– Никто не хочет со мной дружить. Они думают, я расскажу их секреты боссу. Может, сменим тему? На этой неделе я говорила с одним парнем. – И я мигом начинаю сожалеть о сказанном.

– О-о-о! – хором интонируют родители. – У-ух! – Они обмениваются взглядами.

– Он милый?

Это всегда их первый вопрос.

– О да. Очень милый.

– Как его зовут?

– Дэнни. Он из дизайнерского отдела, с работы. Мы с ним никуда не ходили, ничего такого, но…

– Как здорово! – восклицает мама, а папа одновременно с ней произносит:

– Давно пора!

Он зажимает большим пальцем микрофон, и они начинают переговариваться друг с другом, спекуляции вьются вокруг них роем.

– Как я уже сказала, мы не ходили на свидание. Не знаю, хочет ли он этого на самом деле. – Я думаю о Дэнни, о косых взглядах, которые он бросал на меня, о его кривых усмешках. Он хочет.

Отец говорит так громко, что микрофон иногда начинает шипеть.

– Ты должна пригласить его. Надоело, наверное, сидеть в кабинете по десять часов и швыряться грязью в Джеймса. Сходи куда-нибудь, развейся. Надень свое красное вечернее платье. Хочу услышать, что ты это сделала, когда мы будем в следующий раз связываться по скайпу.

– Тебе можно ходить на свидания с коллегами? – спрашивает мама, и отец хмурится.

Негативные концепты и сценарии с плохим концом его не интересуют. Тем не менее мама затронула хорошую тему.

– Это не допускается, но он от нас уходит. Собирается фрилансить.

– Милый мальчик, – говорит отцу мама, – у меня доброе предчувствие.

– Мне правда нужно ложиться, – напоминаю я, зеваю, и глиняная маска на лице покрывается трещинами.

– Спи, спи, сладкая, – хором отзываются они.

Я слышу, как мама с горечью говорит: «Почему она не хочет приезжать домой…», и отец нажимает на клавишу «Отбой».

Сказать честно? Оба они обращаются со мной как с заезжей знаменитостью на волне полного и высочайшего успеха. То, как они хвастаются мной перед своими друзьями, выглядит просто нелепо. Когда я приезжаю домой, то чувствую себя мошенницей.

Споласкивая лицо, я пытаюсь заглушить чувство вины плохой дочери, решая, какие вещи возьму с собой, если мне придется жить под мостом. Спальный мешок, нож, зонтик, коврик для йоги. Я могу спать на нем. И заниматься йогой, чтобы сохранять ловкость. Всех своих редких смурфов я могу сложить в ящик для рыболовных снастей.