же от них воротит. Плавали, знаем. Ничего в этом нет хорошего. – Душу мою ты не тронешь. Траванешься, если она у меня еще есть.

Скорее всего, разменял на серебряники. Но я так смотрюсь даже лучше. Гораздо лучше, ведь ни одна из душ не пришлась мне в пору.

В огне Верочка танцует с Антоном. Что было бы, если бы они все же были вместе? Мой друг был бы счастлив. Да, он же любил ее больше жизни. И тогда…

Танцуют. Крутятся. Две марионетки. Сказочная принцесса и пухлый оруженосец. Им не быть вместе.

Машу на огонь, отгоняя образ. Кыш. Пошли прочь.

– Для тебя. Время существует лишь для смертных, – про душу он спрашивает лишь раз. В этот уже спросил.

– Тебя тоже можно убить, – я покрутил в руках и вновь надел кольцо. Так оно всяко лучше. Снимет потом, когда отойду в мир иной. Тогда мне уже будет все равно.

В огне вновь мелькают лица. Одно за другим, точно пламя не может определиться, кого показать. Изгибается вопросом. Мелькает вновь. Замирает на моей прекрасной и опять мельтешит.

– И что ты творишь? – возмутился мой собеседник. – Колечко-то…

– Мое. Напоминаю – те условия так и не были выполнены.

Тяжкий вдох. Он не любит говорить об ошибках. Честно, иногда мне кажется, что он считает, что их и вовсе нет. В остальное время я в этом уверен.

– Я не мог вмешаться, – обронил он тихо. – Бывает так, что и я бессилен. Не спас, да. Но и свое сокровище я не уберег. Однако ты ведь не ради прошлого меня позвал? – вскинулся. – Так бы мог пригласить иначе. Чай у тебя хорош. И плюшки. Люблю с яблоками и тем кремом. Сладкие. Вкусные.

Я знаю, что он мечтательно жмурится, как кот. Была у меня такая зверюга в детстве. Кажется лет в семь. Чисто моя. Потом были другие, но это уже не то. Свое – совсем иное. Оно греет душу. Остальное просто есть. Как данность. Некая ачивка в игре.

– Будет. Но после. Я стар стал. Немощен.

– Не смеши. Не люблю ложь.

Крылья за его спиной вздрагивают, обдавая меня жаром. Того и гляди по ним пойдут искры.

– Ни в коем разе. Просто указываю, что тело мое не то, что раньше. Да и от прежнего меня… мало что осталось. Сам же видишь.

– Ложь, – с нажимом повторил он. Наверняка нахмурил брови. Вообще он довольно красив. И явно не похож на козла. Скорее на изящную статую. Хотя и рогат, да. Один рог, правда, сломан. И с той стороны у него седая прядь в волосах, как напоминание об ошибках. Демон не может любить святую. Не должен. – Ты как всегда хочешь загрести угли чужими руками, мой милый Морриган. Признай. Ну же?

Я рассмеялся. Он ворчит, но я чувствую его жажду и некий азарт. Он понимает, что это все не просто так. За этим что-то последует. Понятия не имею что, но тоже ощущаю. Это как зуд под кожей, когда нестерпимо жжет руки. Они чешутся, ноют, требуют действа.

– Мое имя другое. Ты ведь помнишь, Агриэль? Или стар стал не только я? – лукаво прищуриваюсь.

– Кто знает?

– Ты. Иди уже. Будут тебе плюшки.

– С яблоком и кремом, – уточняет он, подавшись вперед. Коснулся меня крыльями, дыхнул в ухо. Жарко и холодно одновременно.

– Да-да.

Он исчез, и я выдохнул.

Имел ли я право распоряжаться чужими жизнями? Давно ли я возомнил себя богом? Уже и не помню. Легко было быть жертвой, но мне никогда не нравилась эта роль. Хотя под маской безобидности часто прячутся самые опасные звери.

Кролику гораздо проще убить, ведь этого никто от него не ожидает.

Но быть судьей не имел права, да. Просто хотел этого. Как раньше жаждал мести и крови. Жаждал расплаты. Хотя мог выбрать и менее жестокий способ.

Затушил свечи, смял ткань и поднялся. Чай надо поставить. Он любит только горячий.

Пока я шаркал на кухню, мой добрый милый Агриэль убивал, не обращая внимания, на мольбы о помощи. Он всегда слегка тянет с расправой, будто ему это нравится. Дает надежду и вскоре отнимает. Как кошка, забавляющаяся с мышью. Играет.

Так мне говорили. Я думаю иначе. Ему интересно прочувствовать. Понять, что есть человек в разных его ипостасях. Он с жадностью глотает, как боль, страх и отчаяние, так и любовь, счастье и надежду. Его привлекают не только муки, но и радостные улыбки. Наверное, потому что сам чувствовал всем своим естеством все это лишь раз. И от этого его ломает. Он не успел помочь, когда больше всего на свете хотел.

Теперь жаждет испытать все снова, но он никак не может отыскать замены. Все не то! Все эти люди – не она. Никто не может ее заменить.

Я понимаю, ибо сам чувствую нечто схожее. Я не смог, когда жаждал всей душой. Порою так бывает. Возможно, что это наше наказание. Проклятие, если угодно. Отдать самое дорогое, расплатиться этим. И в наших случаях самым ценным оказалась не жизнь, по крайне мере не наша.

Но…

Каждый должен получить по заслугам. Каждый. В этом вся суть.

Я так думал.

***

– Пожалуйста! Не надо! Прошу! – забивается в угол парень в толстовке с доберманом. Он выпучил глаза и обмочил штаны. – Забери лучше ее! – машет в сторону рыжей девчонки и плачет. Она глядит с ужасом и трясется. Падает, пытается отползти.

– Ее? Разве ты ее не любишь? – мягко шепчет монстр, облизывая раздвоенным языком когтистые пальцы. Наклоняется чуть вперед, выдыхая облачко пара. Его взгляд поверх желтых очков – само отражение бездны, ее пламени и ее холода.

– Люблю? Нет! – визжит парень. – Забирай ее! Их всех! Кого хочешь! Только не меня! Мне нужно жить, – пытается вжаться в стену, сидя в своей вонючей луже.

– А ты говорила любовь, – монстр поворачивается в сторону девушки. Та всхлипывает и пытается отползти.

– П-пожалуйста… Пожалуйста, не надо. Умоляю… Боже, – шепчет она.

– Я не бог. Он тут не поможет. Так что ты говорила о любви?

Ничего. Только просит.

– И как с вами тут поговорить? – поправляет очки и раскрывает поломанные крылья. Достает из кармана зажигалку и прикуривает. Выдыхает. Тонкая струйка дыма рисует силуэт бабочки. Вспархивает чуть выше и развеивается нимбом за головой монстра.

Тот шагает вперед. Переступает через чье-то тело с разорванным горлом и остекленевшим взглядом. Поднимает рассыпавшиеся монеты и вновь роняет.

Они катятся по земле, замирая у ног испуганного парня. Тот вздрагивает и сильнее вжимается в стену. Ему кажется,