До больницы меня сопровождают два конвоира. Едва переставляю ногами, следуя за ними в палату. Вполуха слушаю инструкции о правилах поведения в больнице и бессильно валюсь на койку. Чувствую, как кто-то обнажает мою ягодицу и делает укол, а потом проваливаюсь в долгий болезненный сон… Мне снится доченька и… Родион. Мама, Максим Игоревич, Петя… Просыпаюсь от собственного бреда и холодного липкого пота. Щурюсь, не сразу понимая, где нахожусь…

– Проснулась? – слуха касается знакомый голос. Родион… Все-таки пришел…

– Я… Ты пришел, – не спрашиваю, а утверждаю. – Прости, я в таком виде. Я… Хочу помыться.

– А есть хочешь? – не обращая внимания на мой внешний вид, спрашивает он. Холёный, красивый, пахучий… Мечта женщин, а пришел ко мне – грязной заключенной…

– Хочу.

– Врач на тебя жаловался, Полина… Романовна. Не ешь ничего, вот и заболела. Давай-ка, поднимайся и за стол. Вернее, за тумбочку.

Смаргиваю остатки сна и оглядываю палату – я лежу одна, а ко мне пришел Родион…

– Как тебе удалось?

– Ты о чем? – раскладывая еду по тарелкам, недоумевает он.

– Ты платишь им, да? Адвокату ладно, там без вариантов, а им всем? Врачам, конвоирам? Они так легко тебя пустили и…

– Успокойся, Полина. Во-первых, в камере установлены камеры наблюдения. Если я попытаюсь тебе что-то передать, это сразу заметят. Я просто могу убеждать людей. Они не отказывают мне.

– А, во-вторых? Если мне удастся выйти отсюда, я все тебе отдам, хорошо? Получу наследство и оплачу. Ты не стесняйся показать мне прейскурант. Сколько тому, сколько этому… Не люблю быть обязанной и…

Мою глупую реплику прерывает приступ кашля. Боже, ну какая же я жалкая. Грязная, потная, лохматая… Еще и сварливая, если вместо благодарности говорю всю эту чушь.

– Когда выйдешь, тогда и поговорим, – отрезает он. – Суп или борщ? Я все взял. Котлеты, отбивные, пирог с капустой. Моя новая няня-домработница отлично готовит.

Господи, ну почему он все это делает для меня? В горле собирается горький ком…

– Спасибо, – шепчу и придвигаю табуретку к тумбе. – И борщ, и суп… Кажется, я не ела сто лет.

– С Фисой все хорошо, – говорит он, отворачиваясь от меня. Понимает, как я стесняюсь есть при нем. – Она здоровая, довольная девчонка. И уже привыкла ко мне. Поешь, я тебе ее фотографии покажу.

Глава 7

Родион.

Цоканье каблуков неприятно отзывается в голове, а воздух мгновенно пропитывается дорогущим ароматом. Альбина не изменяет своим вкусам: обувь на высоких каблуках, длинные высветленные волосы, дорогие духи и натуральный мех… Короткие платья в любое время года, чулки и дорогое нижнее белье (хорошо, что этот пунктик я проверить не могу).

– Зачем ты пришла, Альбина? – складываю руки на груди, приготовившись к словесной битве.

– Посмотреть, как ты живешь, Родя, – томно произносит она, взмахнув волосами. Когда-то я любил зарываться в них пальцами, ласкать их гладкий шелк, целовать ее нежные губы. Присваивать, верить, делать только своей… Думал, она моя жизнь, а я ее…

– Посмотрела? Уходи. У меня в доме не ходят обутыми.

Из комнаты доносится детский лепет Фисы и ласковый голос Галины Серафимовны.

– Гуси, гуси…

– Га… – весело говорит девчушка.

– Га га га…

Лицо Альбины искривляется в кислую мину. Она манерно трясет волосами и расстёгивает верхнюю пуговицу шубы.

– Значит, Оленька говорила правду? Ты запал на какую-то… На…

– Не смей, – шиплю, впиваясь в нее взглядом, как клещ.

– Твой папаша поддался ее чарам, мошенницы этой… А теперь и ты, Родя. Будь осторожен. Она тебя без трусов оставит. Хотя нет… Кажется, я поняла, для чего ты все это делаешь? – из ее груди вырывается язвительный смешок. – Ты умнее, чем я думала.

Альбина бесцеремонно проходит по коридору, стуча по плитке проклятыми каблуками, и заглядывает в комнату, где живет девочка. Няня здоровается с моей незваной гостьей, а Фиса неуверенно топает по коврику, неся в руках игрушку. Подходит к Альбине и протягивает ей белого плюшевого мишку. От невинного детского жеста щемит сердце, а нутро наполняется чистым концентратом ярости. Приперлась тут… Вынюхивает что-то, выслеживает.

– Альбина, уходи или разуйся, – приказываю я.

Мой гневный рык пугает малышку. Анфиса роняет мишку и заходится плачем. Не глядя на бывшую жену, подхватываю девчушку на руки и пытаюсь успокоить.

– Ну-ну, маленькая. Не плачь. Это я не тебе, а плохой тете. Не плачь… Сейчас пойдем гулять. Дождемся Оленьку и пойдем в парк на санках кататься.

– Ты с ума сошел, Богородицкий, – шипит Альбина. – Нашел какую-то убийцу, зэчку… Помогаешь ей с ребенком и… И вообще! Думаешь, она разомлеет и отдаст тебе завод? Я-то понимаю, что ты действуешь в своих интересах.

– Пошла вон, – отрезаю я. – И только попробуй сказать что-то Оле. Оставь при себе грязные домыслы, а не то…

– Да знаю я… Ты содержишь нас, поэтому…

Да, милая, содержу. Хотя мог бы послать подальше или забрать Олю к себе. Альбина как будто сникает. Молча разворачивается и бредет к выходу. Что она ждала, не понимаю? Моих признаний и клятв в любви? Так было раньше… Да, я слабак долго не мог смириться с ее изменой. И долгое время пытался все вернуть, но ничего хорошего из этого не выходило.

– Пока, – бросаю ей вслед, спуская Анфису на пол.

– И не надейся, что я оставлю это… вот так, – бросает она, выскользнув из моего дома. – Журналисты уже пронюхали об этой ситуации.

Забираю из рук малышки игрушку и иду в кабинет, заслышав звук входящего вызова на телефон. Караваев… Явился не запылился. Я ждал его звонка еще утром.

– Родион Максимович, Полина заболела. Конвой доставил ее в тюремную больницу. Я договорился, чтобы вас пустили.

– Боже ты мой, а что с ней? – сдавливаю виски и подхожу к окну.

– Переутомление, недоедание, температура высокая. Не могу пока ничего сделать…

– И под залог не выпускают?

– Не та статья. Но я надеюсь, что новая экспертиза трупа поможет пролить свет на дело. Запрос на эксгумацию пока рассматривается. А если нет… Ей придется ответить за убийство. И надолго присесть.

– Я понял. Жду от вас адрес больницы.

Родион.

– Плохи наши дела, Родион Максимович, – вздыхает Караваев.

Смотрю на Полину через окно в дверях палаты, с трудом сохраняя самообладание. Руки чешутся поехать к ее Петюне и набить морду. Так и сделаю, когда отсюда выйду. Подонок должен ответить за свою подлость… И если суд не в состоянии этого сделать, я приговорю его сам.

– Родион, ты сейчас похож на Халка, – вырывает меня из раздумий Караваев. – Того гляди набросишься и сотрешь