Это был мужчина могучего телосложения, с лицом боксера и аристократической манерой говорить. Своей внешностью, характерной деталью которой было ухо, напоминавшее смятый гамбургер, он был обязан не карьере призового боксера, а четырехлетним занятиям регби в Оксфорде. Кендалл был генетиком, настолько пожилым и талантливым, чтобы удостоиться чести работать под началом самого Френсиса Крика, но он был еще и истинным английским джентльменом, чтобы хвастать этим.

— Да и Париж тоже. Вся Франция в таком же положении, — подал голос Бельво.

Жан-Клод каким-то образом умудрился остаться сухощавым, несмотря на сверхсытое и обеспеченное во всех отношениях детство. У него была бледная кожа. После добрых, взирающих на все с любопытством глаз главным украшением его внешности являлись блестящие курчавые черные волосы. Выходец из богатой семьи, Жан-Клод получил ученую степень по медицине в Сорбонне, а вместе с ней и возможность практиковаться в акушерстве и гинекологии в первоклассно оборудованной клинике в 16-м округе Парижа. Однако вместо этого он предпочел работать в Нью-Дели, пытаясь помочь всем и каждому, принимая оплату, но не требуя ее. Он по большей части принимал роды, но нередко ему доводилось и прерывать беременности. Как и Кендалл, Бельво пришел на последнюю встречу с Геррином перед запуском «Триажа». После этого запуска процесс невозможно будет остановить, значит, не будет необходимости встречаться.

— За «Триаж». — Геррин поднял свой бокал «Лафройга», и все чокнулись.

Мужчины выпили, наблюдая, как тьма спускается на город. Временами они молчали, словно чего-то ожидая. Вдруг запиликал телефон Геррина. Он ответил, выслушал сообщение и отключился. Затем из сейфа, вделанного в стену номера, Геррин достал спутниковый телефон «Глобалстар». Выйдя на балкон, приладил к аппарату длинную антенну, ввел последовательность цифр номера и стал ждать. Снова что-то прослушал и, не сказав ни слова, положил трубку.

— Смена прибыла, — сообщил Дэвид, обращаясь к коллегам.

— Слава богу, — промолвил Кендалл голосом человека, только что вынырнувшего из воды после долгого пребывания на глубине. Он допил свой бокал, потряс головой и посмотрел куда-то в сторону, мимо Геррина и Бельво. — Мы всегда были честными по отношению друг к другу, верно? Поэтому я должен признаться вам, что боюсь, правда, не сильно, но боюсь того, что мы уже почти там.

— В этом нет ничего постыдного, Йэн, если принять во внимание то, что мы затеяли, — сказал Геррин. — Галилею повезло избежать сожжения на костре.

— Но тут уж стоит вспомнить, скольким другим пришлось сгореть, — покачал головой Кендалл.

— Вашего соотечественника Эдварда Дженнера, — со вздохом произнес Бельво, — обвинили в служении Сатане. В том, что он наносит порезы детям, включая собственного сына, и мажет их раны гноем, собранным из ран животных. По счастью, ему удалось отвертеться от виселицы.

— Была бы возможность, немало нашлось бы таких, кто с радостью вздернул бы или четвертовал несчастного старика Дарвина, — усмехнулся Кендалл.

— Ну все, успокоились, — скомандовал Геррин, и его коллеги улыбнулись.

— Я, например, рад, что высшая мера наказания уже не применяется, — заметил Бельво.

— Скажите об этом Саддаму Хусейну. И бен Ладену, — посоветовал Кендалл.

— Но ведь мы же — не они, — возразил Геррин.

В этом трио он был подстрекателем, Бельво — главной фигурой, Кендалл — дипломатом.

— Разумеется, нет. Такое сравнение даже звучит странно, — согласился Бельво. — Но ведь дело еще и в том, что их действия можно считать легкими шалостями по сравнению с «Триажем».

— Без «Триажа» эта планета превратится в сумасшедший дом. — Повернувшись, Геррин посмотрел в упор на коллег.

— Мы все согласны с этим, Дэвид, — заверил его Кендалл, положив ладонь на плечо Геррина. — Иначе нас бы здесь не было, верно?

— Разумеется, нас бы здесь не было. — Геррин допил виски, выражение его лица смягчилось. — Простите меня. Кажется, мы все как на иголках.

— Интересно, так ли чувствовали себя люди, летевшие на Хиросиму? Перед тем, как сбросить бомбу? — неожиданно спросил Бельво.

Наступила короткая пауза, которую нарушил Геррин:

— Ничего похожего, друзья мои. Ничего похожего.

— А мы можем быть уверены в том, что угрозы «Триажу» больше не существует? — поинтересовался Кендалл.

— Не уверены, а абсолютно уверены. — Геррин вообще-то был скуп на улыбки, однако сейчас широко улыбнулся, желая этим придать весомость своим словам.

«Триаж» прошел через долгие этапы планирования; занимаясь этим, они знали друг друга уже много лет. Услышь Геррин этот тревожный вопрос от кого-нибудь другого, он мог бы ответить сухо и даже резко, а вот сейчас понимал: в этом вопросе сконцентрировано все, что волнует душу коллеги.

— Но ведь угрозы могут быть самого разного толка?

— Это исключено. Тот, кто отвечает за нашу безопасность, следит за этим.

— А если он обнаружит что-то ранее неизвестное?

— Тогда он усилит свою активность, чтобы отработать те значительные суммы, что мы ему платим.

Все ненадолго замолчали. Бельво, смотревший в свой бокал, поднял глаза. Геррин, как врач, больше других сомневался в допустимости подобных вещей. Необходимость, неизбежность — все это он, безусловно, осознавал. И все-таки… данная им клятва.

— Так это будет несчастный случай или самоубийство? — уточнил Бельво.

— Слишком много несчастных случаев может привлечь к делу нежелательное внимание, — предположил Кендалл.

— Их будет всего несколько, — ответил Геррин. — Смерть там не является чем-то странным и необычным. Позвольте вам напомнить, что именно это было одной из причин, почему мы выбрали то место.

— Да, а также еще и потому, что из этой лаборатории ничего не просочится, — добавил Бельво.

— Вы правы, — поддержал его Геррин. — Южный полюс — именно то, что нужно.

Пахнуло духом свежей крови пролитой…

То запах жертв.

Эсхил, «Агамемнон» (Перевод Вяч. Иванова)

Сама мысль о том, чтобы спать на койке, где была замучена и убита Эмили, вызвала у Халли отвращение. Она сидела на полу в темноте; ее по-прежнему тошнило, внутри все кипело — ее переполняли какие-то незнакомые до этого момента чувства. Ощущения, которым нет названия. Какие-то животные чувства, перемешанные со жгучей злобой. Даже смерть отца не вызвала такой реакции. К тому же это было естественным событием.

А сейчас она стала непосредственным свидетелем убийства.

Убийства ее друга.

Убийства при помощи пытки.

Откуда ей знать, ведь, может, убийца живет в соседней комнате.