— Принимаю ваш вызов.

Уайт подцепил вилкой первый кусочек каннелони, а Адрианна стала смотреть, как он жует, удивляясь про себя, почему ей так интересно его мнение. Ей и без него известно, что она отличный повар. Помнится, няня в приюте говорила, что если девушке не противно смотреть на жующего мужчину, то и в постели с ним ей понравится.

— Изумительно, — наконец произнес Уайт и закрыл глаза. — Невероятно, — добавил он, прожевав следующий кусок. — Похоже, очень скоро мой запас слов восхищения иссякнет.

— Просто ешьте, — предложила Адрианна, зарделась от удовольствия, возгордившись от его комплиментов и потому чувствуя себя глуповато. Уж что ей всегда удавалось, так это приготовление еды. Даже если она никогда не сможет вернуться на ресторанную кухню, ее талант останется при ней.

Пока Уайт ел, она загрузила посудомоечную машину, радуясь, что есть чем занять руки, иначе просто не знала бы, куда деваться. Слишком много места занимал этот чужой, но почему-то несказанно близкий мужчина в ее крохотной кухоньке — и не только физически. Такого человека нелегко игнорировать, и ее не покидало ощущение, что она не заслужила этой радостной минуты нежданного затишья, когда все страхи куда-то улетучились, а потому чувствовала себя не в своей тарелке.

Ничего подобного она не испытывала, когда на этой же кухне сидел Уилл. С ним было всегда легко и просто, она не смущалась, не нервничала, не чувствовала такого странного напряжения, как рядом с этим чужаком.

— Кто научил вас готовить? — прервал Уайт поток ее мыслей.

— Само собой как-то получилось. Поначалу много экспериментировала, а потом мне чуть-чуть помогли.

— Вы сказали, что много времени проводили на улицах. Что случилось с вашими родителями?

— Мама заболела раком, когда мне было около шести, и болела она долго. — Адрианна повернулась к нему, вытирая руки полотенцем, облокотилась о стол. — После химиотерапии у нее совсем не было аппетита, тогда я и научилась варить супы. Только жидкую пищу она и могла проглотить, все остальное желудок сразу возвращал. Простите за такие физиологические подробности. Я помню, как радовалась, когда она съедала всю тарелку.

В глазах Уайта промелькнуло сочувствие.

— Большая ответственность для маленькой девочки.

— Наверное. У меня не было выбора. Она была чудесной матерью, но мы жили совсем одни, и у нас вечно не хватало денег. И чем дольше она болела, тем хуже нам приходилось. Она больше не могла работать, а страховки у нее не было.

— А ваш отец?

— Его не было рядом. Судя по маминым отрывочным рассказам, он сбежал, когда мне было три года. Я его не помню… От супов я перешла к завтракам. — Сердце кольнуло от воспоминаний. — На ужин мама любила блины и оладушки, и я тоже. Так что ужинали мы тем, что другие едят на завтрак. Было забавно. Иногда мы ели при свечах.

— Уж не потому ли, что было отключено электричество?

— Да. Тогда я этого не понимала. Мама превращала наши трудности в приключение. Она создала чудесный мир грез, чтобы защищать меня. А потом ей стало совсем плохо. И вот однажды в доме появились полицейский и социальный работник и забрали меня у нее. — Сердце заныло, и Адрианна закусила губу. — Полицейский так грубо схватил меня за руку, что остались синяки. Я упиралась, и ему пришлось тащить меня из дома. Я кричала, упиралась, не хотела покидать маму. Они твердили, что отправят ее в больницу, но я так и не узнала, сделали ли они это. На следующий день женщина из социальной службы сказала мне, что мама умерла, и я больше никогда ее не видела.

Уайт оттолкнулся от стола, встал, подошел к ней, ласково положил ладонь на ее плечо. Нежное прикосновение согрело и успокоило ее. Вообще, весь этот разговор казался неуместным. Она редко рассказывала кому-либо о своем прошлом и теперь доверчиво потянулась к нему и успокоилась только тогда, когда нашла носом его плечо — такое широкое и мужественное.

— Это случилось очень давно, — ее слова звучали как оправдание.

— Неудивительно, что вы не любите копов. Но вы же понимаете, что те взрослые беспокоились за вас.

— Когда я говорила, что в моей жизни был отрицательный опыт, я вовсе не этот эпизод имела в виду. — Адрианна выскользнула из-под его руки, спеша отстраниться, боясь и желая почувствовать прикосновение его теплой руки на своей коже. С тех пор как погиб Уилл, она жила в холодном, сером мирке и не допускала мысли о нормальной жизни до этой самой минуты.

— И после смерти матери вы попали в приемную семью?

— Да. Если первые сознательные годы моей жизни не принесли мне много радости, то следующие года два были невыносимы. Как назло, семьи, которые меня принимали, отличались особенным цинизмом и преследовали свои собственные цели и выгоды, я пару раз сбегала. Все изменилось как-то вечером, когда я выпрашивала еду в одной закусочной под названием «У Джо».

— А, знаю я эту закусочную. Хозяйка там сумасбродная старуха, которая держит за стойкой бейсбольную биту.

— Джозефин Купер, — улыбнулась Адрианна. — Заведение названо в честь ее мужа Джо. По настроению она вполне может быть злобной ведьмой, но много лет тому назад выступила в неожиданной роли моей «феи-крестной»: она дала мне работу. В пятнадцать лет я начала убирать там посуду со столов. Джозефин приютила меня, когда мне некуда было больше идти. Она спасла мне жизнь.

— Ваша еда не похожа на ту, что я ел в ее забегаловке, — заметил Уайт.

— Ну, я кое-чему научилась после того, как рассталась с ней.

Уайт вздохнул:

— Теперь я, кажется, понимаю, почему вы никому не рассказали о детях.

— Я понимаю, как они живут, и если бы мне не помешали, то постаралась бы вытащить их, как Джозефин когда-то — меня. Попыталась бы завоевать их доверие, но мне стыдно, что в тот вечер я не вернулась в ресторан после ограбления. Погрузившись в собственное горе, я забыла о них, а не должна была.

— Вы загладите свою вину, если поучаствуете в моем расследовании сейчас.

Адрианна схватила его пустую тарелку и сунула ее в раковину.

— Я должна узнать о вас больше, чтобы ввязаться в это дело. Почему вы получили исключительное право опеки?

— Потому что Дженнифер арестовали за хранение наркотиков и вождение в нетрезвом виде. Когда она села за руль в непотребном виде, в машине вместе с ней была моя девочка.

Адрианна задумчиво посмотрела на него.

— Вы полицейский, и вы не догадывались, что ваша жена употребляет наркотики?

— Все началось с невинных болеутоляющих, выписанных врачом после травмы колена. Я и не представлял, что она пристрастилась к ним и пойдет на что угодно, лишь бы словить кайф. Когда я наконец понял, что происходит, то попытался помочь ей и чуть ли не силой заставил ее пройти реабилитацию. Но после ареста пришлось подать на развод: больше не мог ей доверять, ведь она рисковала жизнью моей дочери.