— Ваша комната, месье. — Горничная распахнула тяжелую дубовую дверь и отступила на шаг.

Бронсон уже полез было в карман, но, слава Богу, успел вовремя остановиться. В этом замке то и дело возникало ощущение, будто находишься в старой, видавшей виды гостинице. Вот почему он чуть было не подал горничной чаевые.

— Благодарю, — опустив руку, с улыбкой произнес он. Женщина кивнула:

— Я подожду, чтобы проводить вас в библиотеку.

— Это вовсе не обязательно. Уж туда-то я и сам доберусь.

Горничная все еще колебалась:

— Замок огромный, месье. Тут так легко потеряться.

Пришлось затратить некоторые усилия, но все же ему удалось убедить ее в своей способности самостоятельно, без провожатых найти дорогу в библиотеку. По правде говоря, он вообще не нуждался в поводырях, но вся здешняя прислуга, похоже, полагала, что человек не в состоянии даже до ванной комнаты добраться без карты и компаса. Нет, может, он и туп как последний болван, но уж что-что, а ориентируется на местности он запросто. Куда сложнее общаться с противоположным полом. Вот если б кто-нибудь дал ему в руки план женской души со всеми ее темными закоулками, он был бы безмерно благодарен этому человеку.

«Ну признайся же, — говорил он себе, — эта маленькая принцесса уже заимела определенную власть над тобой». Вот олух, вот тупица! Черт побери, надо быть настоящим ослом, чтобы дать себя так одурачить. И кому?! Ребенку! Ведь она сущее дитя. Сопливая девчонка. Ну да, фигура уже вполне сформировалась, но ведь ясно же, что у нее еще молоко на губах не обсохло! Во всяком случае, если дело касалось отношений с противоположным полом. Она все еще верила в сказки, и в «долго и счастливо», и в то, что любовь в конце концов всегда торжествует. Да и чего можно ожидать от девушки, выросшей в этом средневековом замке, в окружении романтических интерьеров, достойных самого Уолта Диснея?

И все же… Она сказала такие слова, которые пробрали его до самых печенок, пролезли в какую-то непонятную не то часть тела, не то души: «Я буду любить его до самой смерти…» Бронсон моргнул. Просто удивительно, до чего явственно прозвучал в тишине этот голос — сладостный, грудной его звук. Надо же! В сущности, что она такое? Наполовину — воспитанница закрытого английского пансиона, наполовину — выпускница парижского лицея. Эта маленькая принцесса с мерцающими полуночной тайной глазами наивно полагает, что влюблена в мальчишку, который на самом деле ей и в подметки не годится.

Интересно, кто-нибудь хоть однажды говорил ему, Дэниелу, что будет любить его вечно? Нет, Бронсон не мог такого припомнить. Он был так занят зарабатыванием денег, что на такие вещи, как любовь, вообще не обращал внимания. Однако, слушая Изабель, видя, как она смотрит на этого молодого месье Малро, увивающегося подле ее старшей сестрицы, он вдруг ощутил какое-то волнение, ни капли не похожее на похоть. По крайней мере уж похоть-то была ему понятна. Уж с этим-то чувством он был хорошо знаком.

То, во что втянула его Изабель, оказалось куда сложнее. Он жалел ее. Он понимал ее. Он прекрасно видел, что тут происходит, тогда как сама она, похоже, этого не осознавала. И если еще остался хоть какой-то шанс спасти ее от неминуемой беды, то он готов сделать это. У Бронсона было странное ощущение, будто они с Изабель — родственные души, и это чувство беспокоило его гораздо сильнее, чем успех переговоров с ее отцом.

— Теряем время, Дэнни, — сказал он сам себе вслух, схватил портфель и помчался к выходу. Пускай маленькая принцесса охотится на своего любимчика. В конце концов нет на земле ни одного человека, который сумел бы прожить без любовных драм и которому хоть раз не разбивали бы сердце. Видно, так уж устроен мир.

Будь что будет. В конце концов всякий жизненный опыт пойдет ей на пользу.

— Добро пожаловать домой, — сказал таможенный инспектор в аэропорту Кеннеди, возвращая Дэниелу его паспорт, — Стоит вам уехать, как «Джетс» проигрывают. Вы, случайно, не увозите с собой их наступательную мощь?

Дэниел рассмеялся и сунул паспорт в нагрудный карман плаща.

— Защита, — ответил он, нагибаясь за чемоданом. — Вот что главное в любой игре.

— Да будет так, — заключил инспектор, глубокомысленно качнув головой. — Вы ведь не чужой в этом городе, мистер Би. Почему бы вам не притащить в Нью-Йорк какой-нибудь новый талант?

— Талантов у нас много, — ответил Дэниел, уже шагая к выходу. — Загвоздка в том, что мы сами не знаем, как их применять.

Порывистый ветер с Ямайского пролива то и дело закручивал маленькие смерчи, подхватывая по обочинам дороги окурки и обертки от жевательной резинки. У ног мамаши, жарко спорящей с полицейским, отчаянно визжал трехлетний ребенок. Громкий звук «боинга», как раз в эту минуту взмывшего в воздух над терминалом, заглушил их голоса. Влажный воздух пах морской солью и реактивным топливом, и к этим ароматам примешивалась вонючая гарь от самолетных двигателей.

«Ну вот, Дэниел, снова ты в Нью-Йорке. Дом! Грязный, шумный дом, который так трудно полюбить, но еще труднее забыть.» Дэнни Бронсон радовался возвращению на родину.

Черный «линкольн» с номерным знаком «Брон-Ко» отдыхал на обочине возле выхода с международных рейсов. Рядом стоял седовласый мужчина, поглощенный спором с русским эмигрантом-таксистом, который, по-видимому, так же как и его собеседник, позабыл захлопнуть левую переднюю дверцу.

Дэниел мимоходом кивнул таксисту, потом повернулся к водителю «линкольна»:

— Проблемы?

— Этому парню глаза надо проверить! — ответил седой. — От таких одни катастрофы на дорогах!

Дэниел уставился на «линкольн».

— Но я не вижу никаких повреждений.

— За это вовсе не его надо благодарить. Не обладай я реакцией восемнадцатилетнего юноши, он бы меня в лепешку расшиб.

Дэниел подошел к таксисту, смотревшему на них с яростью вояки-казака, готового ринуться в атаку.

— Ты в порядке? — спросил Бронсон.

Тот кивнул, бросив полный ненависти взгляд через плечо Дэниела.

— Этот тип выскочил передо мной, как какой-нибудь… — Парень замялся, отыскивая подходящее к слу-чаю английское слово, но в конце концов разразился таким трехэтажным русским матом, который не требует перевода.

Дэниел прекрасно знал о том, как водит его отец. На дороге это был настоящий камикадзе. Поэтому, запустив руку в карман, он извлек оттуда пеструю пачку франков, английских фунтов и американских зеленых. Выдернув из пестрого веера двадцатидолларовую бумажку, Дэнни вручил ее таксисту. Бормоча слова благодарности, парень забрался в свою машину и уехал.

— Хватит тебе лихачить, папа, — сказал Дэниел, возвращаясь к «линкольну» и забрасывая багаж на заднее сиденье. — Особенно на этой чертовой колымаге.

Отец кинул ему ключи и перебрался на пассажирское сиденье.