что тьма скрывала мое лицо. Мне было стыдно за свою глупость. Так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

К тому времени мы уже дошли до маяка.

Он состоял из самой башни маяка и небольшого домика, примыкающего к ней.

— Ну, Мэри, — Генри подошел к жене, слегка приобнял её, — вот мы сновапришли к твоей покровительнице.

Мэри улыбнулась и прижалась к мужу. Джон же подошел ко мне и в свойственной ему манере, пояснил:

— Маяк Святой Марии. 1807 года постройки. Почти до середины двадцатого века при маяке жил смотритель, но позже систему заменили на автоматическую. Однако я знаю где лежит ключ, — тут Джон по-мальчишески улыбнулся мне, — хотите осмотреть маяк изнутри?

— Конечно, — улыбнувшись в ответ, сказала я.

А после прогулки я снова углубилась в чтение тетради, которую я называла «Дневник гувернантки». Странно, речь в нем шла о том самом маяке, на который мы только что поднимались.

Прогулка до Маяка Святой Марии и обратно одна из наших любимых с мальчиками. По правде, здесь, вдали от шумного города, не так много мест, что могут заинтересовать юные пытливые умы. Но смотритель маяка, Мистер Фланер, чудесный и добрый человек. Он позволяет мальчикам помогать ему на маяке. И показывает коллекции всевозможных вещиц, коих у него немеряно. От рыболовных крючков, любовно разложенных по коробочкам до засушенных и вставленных в рамки бабочек.

Удивительно, но Томас, с его задиристым нравом, по-настоящему трепетно относится именно к этой коллекции.

Я видела, как они со стариком Фланером рассматривали крылья самых редких из собранных созданий, и как Томас, обычно столь бойкий и нетерпеливый, бережно перерисовывал каждую бабочку в свой блокнот. И, хоть мальчик никогда не признается мне в этом, но я точно знаю, что между страниц любимой книги у него хранится несколько пойманных им лично экземпляров.

Эшеру же больше всего нравятся военные медали. Часть их принадлежит семье мистера Фланера. Медали его деда, отца, и, конечно, собственные, полученные в войне с Наполеоном. О последних добрый старик распространяется редко, предпочитая больше нахваливать ратные подвиги дедов, чем вспоминать те тяжелые дни, когда он заслужил свои награды.

Но также среди этой коллекции есть и те медали, что принадлежали некогда другим людям. Большинство из них старые, купленные на барахолке и по низкой цене у обедневшей семьи какого-то военного героя. Но есть и новенькие, еще блестящие экземпляры.

— Откуда у вас эта медаль? — спросил как-то Эшер, указывая на «выслугу лет».

Старик пожал плечами.

— Один мой друг выиграл её в карты. Затем, за отсутствием иного применения, принес мне, зная, что я коллекционирую такие вещи.

Глаза Эшера заблестели. Он начал лихорадочно перебирать разложенные перед ним сокровища.

— Том! — окликнул он брата, в тот момент рассматривающего альбом с засохшими растениями. — Том! Пожалуйста, помоги мне!

— Чего тебе? — буркнул Том.

— Я хочу поискать. Помнишь медали отца? Может, мы найдем здесь хоть одну⁈

— С чего ты это взял? — сердито оскалился Том.

Я вскочила с кресла, в котором сидела. Кажется, зрело что-то неладное.

— Дядя говорил, папа что угодно проиграет. Даже нас, — по-детски наивно ответил Эшер, — так почему бы и медалям не быть здесь? Среди этих ве…

Договорить Эшер не успел, потому что Том набросился на него с кулаками.

— Не смей так говорить об отце! — орал он.

Мы с Фланером принялись разнимать мальчиков. К счастью, до крови не дошло. После мы долго не возвращались к коллекции медалей, а я сделала заметку обязательно поговорить с лордом Кеннетом о том, как он высказывается при мальчиках об их отце.

Я отложила дневник, вспоминая прогулку.

Внутри домик при маяке был полон хлама и пыли. Здесь стояли и лежали нескончаемые коробки, была разбросана старая утварь, горшки с давно уже засохшими цветами, и в центре гордо возвышалась перевернутая деревянная лодка.

Генри с Мэри предпочли остаться на улице и погулять вокруг маяка. Мы же с Джоном с трудом пробрались через весь этот хлам, чтобы оказаться у двери к винтовой лестнице маяка.

Честно, я никогда раньше не была на настоящем маяке. Мы поднялись вверх и вышли на площадку смотрителя, находящуюся под фонарем. С неё было видно, как в туманной мгле отчетливо вырисовывались очертания Кеннет Кастл. Как и в первый раз, когда я его увидела, замок лежал перед морем, словно огромный зверь, притаившийся во тьме.

— А вы что думаете о моей безумной затее? — спросил Джон.

Я ждала этого вопроса. Но четко дать на него ответ никак не могла. Половина условий были мне не известны, и я никогда не управляла замком. И всё же то, что Джон интересуется моим мнением, слегка польстило мне.

— В реставрации, — сказала я, — нас всегда учили оценивать риски. Так же, как и рассматривать вариант полной неудачи.

Джон опустил голову.

— Вариант неудачи… — с горечью повторил он за мной, — я рассматриваю его уже несколько лет. Сейчас как никогда нужны деньги на покрытие долгов. Я занимал достаточно большие суммы на реставрацию восточного крыла замка. Летом дела идут неплохо, но в зимний период, как видите, мы практически забыты. Такими темпами мне не набрать к весне на очередную выплату.

— И поэтому вы решили углубиться в долги, приплюсовав к ним еще и проведение фестиваля? — невольно нахмурилась я.

Джон прикрыл глаза. Было видно, что он считает про себя, чтобы успокоиться. И да, я понимаю, что те же слова, наверняка, говорил и Генри, но раз Джон сам спросил моего мнения…

— Фестиваль — прибыльное дело, — наконец сказал он, — если всё правильно рассчитать, то я окажусь в плюсе после его проведения. И, надеюсь, фестиваль привлечет к замку внимание вне летнего сезона.

— А если не выйдет?

— Меня ждет долговая яма, — попробовал отшутиться Джон.

Я же искренне понадеялась, что этот горе-лорд не заложил замок кредиторам.

Мы замолчали, хотя по Джону было видно, что он сказал далеко не всё. Меня же интересовала еще одна деталь. Имя, прозвучавшее в разговоре между Джоном и Генри: «Прат».

Именно эта фамилия была упомянута моей незнакомкой, когда она рассказывала о своих воспитанниках. И я не могла не спросить:

— Джон, когда вы говорили с Генри, то упомянули фамилию «Прат» в довольно ярком контексте…

Джон, стоявший, облокотившись на перила, слегка отвернул голову в сторону. Было видно, что эта тема ему неприятна. Но не я первая начала разговор о замке, хотя не мне настаивать, если Джон захочет оставить этот вопрос без ответа.

— Сэмуэль Прат, — всё же ответил Джон, — один из моих кредиторов. Мы даже являемся родственниками. Хотя я точно не помню, в какой момент эта фамилия отделилась от нашей родовой ветки.