* * *

К началу второй бутылки терпение моей драгоценной невесты стало трещать по швам. Не склонную к молчанию женскую натуру разрывало на части, а пальцы отстукивали уже не похоронный марш, а что-то другое, гораздо более живенькое. Вроде бы марш.

– Я больше не могу здесь находиться. У меня клаустрофобия скоро начнется, – прорвало ее внезапно.

– Ты же профессионал. Можешь поиграть в инвентаризацию. Или во что-нибудь другое. Во что там у вас, в бухгалтерии, играют?

Словно предложил утопиться в первой же бутылке вина, Даша выгнула левую бровь и сжала губы в нитку.

– А больше никаких игр ты не знаешь?

– Я бы предложил ролевые, но роль девушки из эскорта ты исполнять отказываешься, – послал ей свою самую добрую улыбку.

– Кроме секса у тебя на уме вообще что-нибудь бывает?

– С тобой? Честно ответить?

Она спорхнула со стула и обошла меня с бочкой по кругу.

– Нет! Не надо!

– Так и думал. Правда, что-то мне подсказывает, ты фантазируешь о сексе гораздо больше.

Будто уперлась в стену, Даша остановилась.

– Про эго и самооценку я тебе уже говорила. Шкалит!

– А еще каждую ночь ты так жмешься ко мне, что матрас можно испачкать.

– Ты врешь! – моя фурия резко крутанулась вокруг оси и обалдело уставилась глаза в глаза.

– А как стонешь! – даже врать не пришлось. – Не хочешь рассказать, что снится?

– Это пьяный бред. Ничего такого нет на самом деле.

– После сна трусы выкручивать не пробовала?

– Ты... – Даша в два шага приблизилась ко мне. – Ты!.. – Щеки раскраснелись, тонкая блузка натянулась на груди.

– Я снюсь тебе. Угадал?

Оторвать взгляд от вида острых сосков было невозможно. Эти две вершины... они так дырявили ткань, так и просились на язык. Маленькие, аккуратные, идеальные.

Почти три дня прошло, а, как сейчас, помнил их вкус.

– Ты не князь. Ты наглое похотливое животное!

Засмотревшись на грудь, я даже забыл, о чем мы спорим. Но резкое движение навстречу заставило поднять голову.

– Ты что-то сказала? – Руки все же легли на упругий зад. Сами. Без спроса.

– Ты вообще меня слышишь? – вырвалось у Даши со странным грудным всхлипом. – Хоть иногда?

– Если честно, не очень.

Сжимать эти сладкие, горячие половинки было во сто крат приятнее, чем представлять.

– Точно животное!

Будто в замедленной съемке я видел, как ее губы приближаются к моим, как руки тянутся к шее и расстояние между нами исчезает полностью.

– Завтра я об этом пожалею. – Даша сдавалась сама. Льнула. Царапала зубами губы как голодная. – Но сейчас попробуй сказать хоть слово!

Узкие ладони легли на пряжку ремня. Глухой стон с эхом отразился от стен. И вместо ответа я заткнул наши рты старым проверенным способом.

* * *

По поводу антисанитарии и стертых лопаток я все же врал. Стоило усадить Дашу на бочку, похер стало, где мы и сколько грязи вокруг.

Остались только тугие ягодицы, которые сжимал так, что кожа горела. Мокрое насквозь кружево в развилке ног. И музыка из стонов, всхлипов и просьб... шепотом. Честных и пугливых. Как у правильной девочки, которую слишком долго держали взаперти.

Какая уж тут санитария?

Нереально было думать о всякой фигне, когда женщина так стонет и прогибается от поцелуев.

А выгибалась Даша ох*енно! Дугой, подставляя грудь под поцелуи. Вздрагивала всем телом, когда покусывал тугие вершины. Ахала, словно никто не трахал её до этого качественно.

Хрень полная! Я же сам имел её во всех позах, в каких душа желала. Вырубился, затрахавшись. А тут... удивляется, ресницами машет, дрожит мелко. Как неопытная девчонка. Словно первый раз.

Проклятие! Брать её хотелось, а не целовать или пытаться понять.

Член рвал ширинку в клочья. Мышцы пресса сводило от напряжения. А спасение было рядом! Стоило только пошире развести красивые ножки, спустить штаны с трусами и устроить сеанс терапии младшему.

Но не отпускало. Оторваться не мог от полной груди, от нежного живота, от впадинок над косточками таза.

Сладкая Даша была. Вся как карамелька. Маленькая, тонкая и отзывчивая, будто все ощущения были общими. Словно зеркалила каждую эмоцию. Горячая и очень влажная. Смазки на сутки в ней хватило бы. Пока не сдохну.

Как продержалась два дня? Зачем, глупая, ломалась так долго?

Спросить бы. Насадить на себя по самые яйца, зажать голову, чтобы в глаза смотрела, и заставить хоть раз сказать правду.

Но член ломило слишком сильно. Не до разговоров было вообще. Только до нежных, как персик, губ внизу. До тугого входа, обхватывавшего так плотно, что головку приходилось буквально протискивать. Вбивать себя короткими толчками. До широко раскрытых глаз, в которых плескались безумие, похоть и кайф. Откровенные. Без фальши и тупых попыток изобразить то, чего нет.

Звезда моя провинциальная. Стыдливая и охрененная на этой старой бочке, в пыли, паутине и холоде.

Королева винных погребов. Чувственная, словно созданная для секса. И такая тесная... что хоть бы не кончить на старте от радости. В нее. Без защиты, которая упаковками лежала в нашей спальне, так и не дождавшись своего часа.

Дарья.

Я умерла и попала в погреб... Нет, не в погреб – в рай.

Аристократ, который благородно лакал вино в одно лицо и не желал спаивать даму, куда-то делся.

Минуту назад он точно ещё сидел здесь. И чашка была целая, а не лежала осколками на полу. И я со всем комплектом одежды. Но стоило потянуться к княжеским губам, прикоснуться руками к плечам... как во рту тут же оказался язык, а любимые кружевные трусы – где-то на осколках.

На осколках чести.

Хотя вру. Про честь ничего не помнилось. Забылось и то, что я главбух, а не девушка из эскорта, и что нельзя поддаваться на княжеские провокации, и что «похмелье» может быть горше «попойки».

Секундная слабость обернулась эротическим взрывом. Разгон у Дамира был как у реактивной ракеты. Попытайся я одуматься, сдать назад, он бы и не заметил. Вжимал бы и дальше меня в свой каменный торс, полировал попой деревянную крышку и убивал...

...взглядом, вкусом, запахом. Настоящим, мужским. С нотками вина, мускуса и чего-то княжеского, отчего не только мизинчик сам оттопыривался – от которого меня всю крутило в пружину с макушки до ног.

Мерзавец князь был хорош!

Непростительно!