– Он в сознании? – спросил Гера у майора, кинув взгляд на замотанную бинтами голову несчастного эколога, который больше походил на гипсовое изваяние, чем на живого человека.

– Мы обработали рану и дали ему снотворное, – ответил за майора один из санитаров.

– До Тринидада не меньше тридцати минут полета, – сказал Гера, чувствуя на себе груз ответственности. – Он… он выдержит?

– Должен, – односложно ответил медик, пряча глаза, и задвинул носилки в глубь салона.

– Вам не стоит здесь задерживаться, – сказал майор, глянув на дымящуюся гору. – Вулканологи предсказывают в ближайшие час-два новый выброс.

Он козырнул и повернулся к Гере спиной. Медики, зачем-то отряхивая руки, словно грузили мешки с цементом, вышли из самолета и нырнули в свою машину с матовыми стеклами и красным крестом на борту.

Эти люди перекинули на Геру свою проблему. Пилот вместе с его «Лиджетом» больше не был им нужен. Машины развернулись и, поднимая пыль, помчались к терминалу. Гера смотрел им вслед и почему-то чувствовал себя брошенным и преданным. Снова раздались раскаты грома. Резко потемнело. С неба посыпался густой пепел, этакая черная метель. Крылья «Лиджета» покрылись тонким слоем черных стружек. Аэродром опустел. Гера не видел ни самолетов, ни машин, ни людей. Казалось, что два медика и полицейский – это последние люди, покинувшие остров. И на нем, обреченном на сожжение и затопление в морской пучине, не осталось никого, кроме раненого эколога, Геры и его птички.

Ему стало тоскливо. Пора, однако, сваливать!

Гера взбежал по стремянке в самолет с таким чувством, словно за ним гналось какое-то омерзительное животное, вроде бешеной свиньи или зловонного комодского варана. Закрыл за собой дверь и снова почувствовал себя в своем мире, привычном и знакомом, наполненном тем непередаваемым запахом, какой имеет лишь салон самолета. Вот только неподвижно лежащий на носилках человек с забинтованной головой смотрелся в этом мире как инородное тело.

Гера подошел к нему и опустился на колено. Свободными от бинтов были только шелушащийся розовый нос с крапинами веснушек и сизые, как у покойника, губы. Гера приблизил ухо к этим губам, но так и не понял, дышит эколог или уже нет. Зато уловил отчетливый запах спиртного.

И какого лешего этого француза понесло на склон вулкана в то время, когда тот начал плеваться камнями! Что там экологу делать? Устанавливать фильтр на жерло, чтобы в атмосферу не попали дым и пепел?

Порывшись в шкафчиках, Гера нашел там бутылку минералки и жадно припал к горлышку. Нет, все же надо было взять Лисицу с собой. С ней Гера не так остро чувствовал бы одиночество. Но не это самое главное. Пилот без стюардессы, без изящной и привлекательной женщины, – это извозчик. Пилота делает красивым и элитным не столько самолет, сколько женщина. Она подчеркивает его избранность, его мажорность, его небесную возвышенность. Сел бы Гера сейчас за штурвал и бросил так небрежно, через плечо: «Милая, а приготовь-ка мне кофейку!»

Он вздохнул, сел за штурвал и, вооружившись линейкой, рассчитал курс на Тринидад. В математике Гера был ни в зуб ногой, но поделить расстояние на скорость и при помощи транспортира определить градусы его научили в летной школе. Главное – попасть в зону радара аэропорта Пьярко, а там уже не дадут пропасть. Там уже наверняка ждут «Лиджет» с бортовым номером SD030, который везет умирающего эколога. Диспетчеры должны дать зеленый свет спасателю. Допустить на посадку с первого захода. Навести на полосу с такой же точностью, с какой Одиссей пропустил стрелу сквозь кольцо. Потому что Гера борется за жизнь человека, его миссия благородна и гуманна.

Наполненный самоуважением и значимостью своей роли, Гера запросил у диспетчера разрешение на взлет, но, к своему удивлению, ответа не получил. Гера еще несколько раз нажал кнопку вызова и обратился к нервному начальнику «Питон Тауэра» в неформальной манере, но снова выслушал тишину.

– Что они там, разбежались все? – пробормотал он.

Молчание диспетчера усугубило его тревогу. Гера ввел необходимые данные в приборы и решил взлетать немедленно. «Лиджет» тронулся с места, и лобовое стекло сразу же очистилось от пепла. Гера увеличил тягу и вырулил на взлетку. Черт с ним, с диспетчером! Как поднимется, так сразу же свяжется с военными. Приятно осознавать, что самолет обязательно отметится светящейся точкой на радарах военного корабля, а значит, Гера не потеряется в удушливом дыму и облаках пепла горящего острова, за ним следят, его видят, о нем заботятся.

Гера двинул рычаг тяги вперед, с ходу запуская самолет на разбег, словно огрел плетью молодого и сильного скакуна. Перегрузки вдавили его в спинку кресла, по полу покатилась пустая бутылка от минералки. Самолет побежал по грунтовке, задрожал, затрясся; казалось, все его детали пришли в движение, заскрежетали, захрустели, и вот-вот фюзеляж развалится на куски; и Гере уже захотелось заорать от нетерпения и острого желания оторваться от этой грубой и твердой земли, но вот нос плавно приподнялся, и через миг тряска улеглась, словно самолет замер на месте, и наступила блаженная тишина, лишь отчасти заполненная мерным шумом двигателей.

– Эй, парень! – зачем-то крикнул Гера, хотя был убежден, что эколог его не слышит. – Все будет о’кей! Долетим!

«Лиджет» лег на курс, и Гера кинул прощальный взгляд на Питон. Окутанный дымом остров медленно проплывал под крылом. Огромный черный баобаб, растущий посреди океана, с каждой секундой становился все дальше и дальше. На душе у Геры пели соловьи. Всегда бы так: походя и без особых моральных и временных затрат совершать богоугодные дела. И людям польза, и самому приятно.

«Лиджет» забрался на шесть тысяч футов и, доверяя расчетам пилота, нацелил свой остренький нос на Тринидад… Гера сладко потянулся, разминая руки. Извини, Макс, но обстоятельства так сложились, что сегодня увидеться не удастся. Нефть подождет. Она не прокиснет, не испарится, и ее не высосут жадные нефтяники. С Максом они встретятся в другой раз, выпьют водки и пойдут смотреть на нефтяную скважину. А сегодняшний вечер Гера проведет с Лисицей. К закату солнца они должны успеть занять позицию на берегу океана и откупорить первую бутылку тростникового рома. Гера позволит ей напиться, чтобы как следует расслабилась. Пусть от души побегает по песку, попоет песни, искупается прямо в одежде. А потом они откровенно поговорят о своих чувствах и будущем.

Тут Гера снова вспомнил про мобильник, который валялся где-то за креслом второго пилота. Вполне возможно, что «Лиджет» сейчас находился в зоне действия какой-нибудь мобильной сети, и можно было промурлыкать Лисице несколько ласковых слов, чтобы подготовить ее душу к вечерней терапии, словно холст к рисованию. Причем не задавать ей дурацких вопросов и не давать ей рта раскрыть. Просто сказать: «Я тебя очень люблю, для меня на этом свете больше нет женщин…» И сразу же отключить связь. Пусть эти слова трудятся в ее душе, делают свою незаметную работу до его возвращения.

Ему настолько понравилась эта идея, что он уже собрался выползти из кресла. Ничего страшного не было в том, чтобы на минуту-другую оставить самолет под контролем автопилота. Гера осмотрел приборы. Все было в норме, «Лиджет» резал воздух на заданной высоте, с заданной скоростью и в заданном направлении. Гера взялся за рычаг, чтобы сдвинуть кресло назад, как вдруг вспыхнула лампочка радиовызова и в наушниках раздался взволнованный голос: