Проплутав некоторое время по улицам Парижа, лишний раз переехав через Сену и вернувшись назад, д'Артаньян отыскал наконец требуемый дом и, спешившись, двинулся на встречу с человеком, чье решение должно было предопределить не только его судьбу, но и судьбу всей Европы.

Эта встреча должна была предопределить многое…

Лакей снова возник на пороге и, широко распахнув дверь кабинета, пригласил молодого дворянина пройти внутрь:

— Шевалье д'Артаньян!

Юноша вскочил, одернул колет, и без того безупречно сидевший на его ладной фигуре, и, подхватив узелок со своими пожитками, вошел в кабинет.

Кабинет был пуст, но лакея это нисколько не смутило.

— Капитан сейчас будет, — сказал он, указывая визитеру на кресло.

Д'Артаньян хотел было возмутиться очередной задержкой аудиенции, однако решил все же не скандалить, поскольку, невзирая на все эти ожидания, он тем не менее приближался к заветной цели. Остался последний шажок. Сейчас войдет капитан, и он с радостным воплем: «Дядюшка де Тревиль, дорогой, как же ты изменился!» — кинется к нему на шею, заливаясь слезами умиления. Потом расскажет массу всевозможной чепухи про родную Гасконь, которую капитан покинул еще в прошлое царствование, почти тридцать лет назад, и наверняка успел напрочь забыть. А потом именем своего отца, которого капитан, может, знал, а может, и нет, в чем конечно же вряд ли признается, испросит у него плащ королевского мушкетера.

И в тот самый миг, когда де Тревиль согласится удовлетворить его просьбу, Франция будет обречена! Ее гибель, которая, возможно, свершится много лет спустя, будет предрешена в тот момент, когда капитан королевской гвардии согласится принять в ряды своих солдат своего гасконского земляка шевалье д'Артаньяна…

Упиваясь подобными мыслями, молодой дворянин устроился в кресле, настраивая себя на лирический лад в ожидании появления капитана де Тревиля. Он неторопливо осматривал кабинет, когда из приемной донесся вдруг неясный, нарастающий с каждой секундой шум. Настороженно прислушиваясь, юноша уловил несколько сильных мужских голосов, споривших о чем-то, причем один голос точно принадлежал лакею. Финал непродолжительной дискуссии положила раскатистая, звонкая оплеуха, доставшаяся, по-видимому, все тому же лакею, после чего дверь резко распахнулась и в кабинет стремительно вошли двое мушкетеров.

Вторжение было столь неожиданным, что д'Артаньян даже не подумал сразу, стоит ли встать и сказать ребятам, что в данный момент на приеме у господина де Тревиля находится он, а им следует подождать своей очереди снаружи. А когда подумал, было уже поздно — из смежной комнаты вышел невысокий, немолодой, но подтянутый и бравый офицер с идеальной выправкой, облаченный, подобно обоим мушкетерам, в лазоревый плащ с белым крестом. Хозяин кабинета и капитан королевских мушкетеров господин де Тревиль.

— Атос?! Арамис?! — воскликнул он, не обратив ни малейшего внимания на д'Артаньяна, вскочившего при его появлении. — В чем дело, господа?! Мне кажется, я не вызывал вас!

— Никак нет, господин капитан, — ответил ему один из мушкетеров, снимая шляпу и кланяясь командиру. Товарищ последовал его примеру.

Сообразив, что сейчас с ним говорить никто не станет, д'Артаньян тихонько опустился обратно в кресло, во все глаза наблюдая за происходящим. Мушкетеры стояли к нему боком, и юноша прекрасно различал гордый, поистине королевский профиль одного из них, ответившего командиру, и утонченные, изящные черты второго, молчавшего доселе.

Капитан же стоял к нему лицом, и его д'Артаньян мог рассмотреть во всех подробностях. Чем, собственно, он и занимался, ожидая своей очереди.

— Итак, господа, я вас не вызывал, но вы изволили-таки явиться ко мне, — сказал между тем де Тревиль. — Чем обязан?

— Господин капитан, — продолжил разговор первый мушкетер, — мы явились к вам, чтобы напомнить, что сегодня двадцатое число.

— Благодарю вас, господин Атос, что вы напомнили мне, какое сегодня число! — Капитан улыбнулся, и д'Артаньян подумал, что он, верно, совсем неплохой парень, этот капитан де Тревиль, и договориться с ним о лазоревом мушкетерском плаще, пожалуй, будет совсем несложно! — А то я, понимаете ли, сегодня как встал с утра, так, понимаете ли, все время только и думаю: какое же сегодня число? Нет, ну в самом-то деле, ну какое же сегодня число-то?! А оказывается, двадцатое число сегодня! Вот радость-то какая, а! Господи, спаси и помилуй! Двадцатое число сегодня! — продолжал веселиться де Тревиль. — А может, тогда уж и месяц подскажете?

— Июль, — подал голос второй мушкетер. Голос у него был высокий, красивый.

— Замечательно! Значит, июль! Великолепно! — Капитан едва не покатился от хохота. — Уверены, Арамис? Уверены, что июль?! А то я, понимаете ли, сегодня как встал с утра, так, понимаете ли, все время только и думаю: а чего это у нас так жарко-то на дворе?! А оказывается, это из-за того, что у нас июль на дворе! Замечательно! Ну а какой у нас нынче год…

— Одна тысяча шестьсот двадцать пятый от Рождества Христова, господин капитан! — не смог удержаться д'Артаньян.

— Молодец, паренек! — похвалил его де Тревиль. — Кстати, ты кто? — прибавил он, но тут же, не дожидаясь ответа юноши, махнул рукой: — А, да не суть! Год назвал правильно, значит, наш человек! Ну господа, — он вновь обернулся к мушкетерам, — нынешнюю дату мы с вами установили доподлинно, за что я вас совершенно искренне благодарю! У вас ко мне еще что-нибудь? Или?.. — Капитан указал глазами на дверь.

— Да, сударь! — твердо ответил мушкетер, названный Атосом. — Мы хотели бы напомнить вам, что двадцатого числа каждого месяца нам должны выплачивать жалованье.

— А также обратить ваше внимание, господин капитан, — прибавил второй… Арамис вроде, — что в прошлом месяце жалованье так и не было нам выплачено.

— Ровно как и в позапрошлом, и вообще за последние полгода! — завершил Атос.

— Ай-ай-ай! — Де Тревиль потрясенно покачал головой. — Послушайте, люди добрые! Им не было выплачено жалованье! А мне было выплачено жалованье?!! — взревел он, грохнув кулаком по столу. — А другим вашим сослуживцам оно было выплачено?! Стыдитесь, господа! Не вы одни жалованье не получаете! Все мы в одинаковом положении! Почему другие не жалуются?! Почему не жалуется господин Портос?! Да, кстати, где господин Портос? Почему его нет с вами? Что с ним? Почему я не вижу моего храброго Портоса, господа?!

— Господин Портос дома, — ответил Арамис. — Он очень плох.

— Очень плох?! — воскликнул де Тревиль. — Что с ним?! Он ранен?! Я хочу знать правду, господа!

— Он умирает, сударь! — дрогнувшим голосом сказал Арамис. — Он умирает с голоду…

— Портос умирает с голоду?! — ошеломленно повторил де Тревиль. — Не может быть!

— Увы, сударь, но это правда, — подтвердил Атос- Наш храбрый, наш мужественный Портос, ни разу в жизни не дрогнувший на поле боя, в эту минуту лежит дома в своей постельке и умирает, тихонечко постанывая: «Господи Иисусе, я так люблю моего короля! Я отдал лучшие годы жизни службе его величеству! Я не жалел себя на полях сражений, а теперь я умираю дома от голода, потому что мой любимый король, тварь неблагодарная, уже полгода не выплачивает мне денежное довольствие и мне не на что купить себе хотя бы немножечко еды! Мне, мушкетеру его величества, не на что покушать!»