Сейчас его запрос касается взаимоотношений в семье. Что-то изменилось после рождения близнецов год назад. Дело в том, что жена как-то прохладно относится к близнецам, хотя старшего сына (ему восемь лет) по-прежнему обожает. И у него за последнее время характер изменился. Стал замкнутым, упрямым, раздражительным.

– Я в своих Дашутке-Машутке души не чаю. Поверьте, нет, лучше посмотрите, – достает мобилку и показывает двух златокудрых малышек с глазами ангелов.

Я млею от умиления.

– Вот. А Оля будто их не видит. Ведь она не такая. Ну, после родов, понятно, тяжело. Но год прошел. У каждой девочки няня, кормилица. – Аборты у вас были? – Да. Один. Когда Ваня в школу пошел, два года назад. Жена переболела вирусным гриппом. Врачи посоветовали не рисковать.

С первых слов Георгия подозрение мое упало на новую страну жительства семьи: может, энергетика другая; может, на Украине что-то не отпустили. Но, после того как он с горечью сказал о детях: «Оля их не видит», стрелка гипотезы показала на аборт.

Расстановка

Я попросила Жору расставить всю семью: себя, Ольгу, Ваню, Дашу и Машу.

Оля с печальным лицом начала смотреть в пол перед собой. Жора то вопросительно смотрел на жену, то переводил взгляд по очереди на каждого из детей. Близняшки жались друг к другу. Ваня не находил себе места. Он хотел к отцу, но чтото его удерживало.

Я положила перед парой абортированного ребенка. Оля упала на колени перед ребенком и заголосила. Мужчина стоял рядом, но смотрел в сторону, даже не взглянув на ребенка.

Я попросила посмотреть вниз. Он последовал моей просьбе и снова отвел взгляд:

– Это не мое. Меня это не касается. Жену очень жалко.

В это время Ваня метался рядом с ребенком, видна была его связь с ним, но какая именно – непонятно.

– Там кого-то не хватает, – показал он в пространство между мамой и папой. – Я хочу туда встать, можно мне туда?

Я разрешила заместителю мальчика встать туда, куда он хотел, лихорадочно соображая, кого он хочет заменить. Он руками расширил себе место и стал между родителями. Посмотрел на ребенка и вытер слезу:

– Мне очень больно, я виноват.

Что-то мне подсказывало, что это слова не ребенка, а взрослого. Взрослого мужчины. Но не Жоры. Аборт от другого мужчины? Да!

Я выбираю из присутствующих заместителя на роль этого мужчины и ставлю в расстановку. Вслух говорю для клиента:

– Здесь пропущено какое-то звено. Я не знаю, что это. Назовем это Тайной.

Как только Мужчина вжился в роль, он подошел к группе с абортированным ребенком, и они с женщиной встретились глазами. Она показала ему взглядом на ребенка, он переключил свое внимание туда и погладил лежащего по голове. Как только он это сделал, Ваня отошел от них и присоединился к сестричкам.

Абортированный ребенок тоже чувствовал себя замечательно. Он стал среди детей. И только тогда мать увидела девочек!!! Подошла и поцеловала каждую.

После всех разрешительных фраз неродившийся ребенок сказал:

– Там, где я есть, только свет и любовь. Но когда ты плачешь, мама, света становится меньше. Люби меня в малышках, – добавил он, и все облегченно заулыбались.

Георгий, которого мы в конце поставили в расстановку счастливого семейства, был настолько удовлетворен, умиротворен и успокоен, что даже не задал мне вопроса, который я не хотела бы услышать.

Летом Оля с детьми отдыхала у мамы под Одессой и по настоятельной просьбе Георгия пришла ко мне на прием. Не потому, что у нее были проблемы, а потому, что, по словам Жоры, позитивного настроя и новых идей после работы со мной ему хватает на целый год. Оля пришла на Женский тренинг, потом еще на один, потом на консультацию. Слово за слово, и она сама открыла мне свою тайну.

Одноклассники

Оба мальчика были влюблены в нее с первого класса. Когда после линейки учительница, хлопая в ладоши, объявила: «А теперь, ребятки, выберите того, с кем вы хотели бы сидеть за одной партой, возьмитесь за ручки, и мы пойдем в класс», – рядом с Олей оказались и Жора, и Слава. Оле понравилась спокойная голубоглазая беленькая Лиля. Вернее,вначале ее красивые кружевные банты. И она сделала шаг к ней. Так и сидели они вместе до 5 класса, пока Лилю не перевели в другую школу. Оля только недавно на фото увидела, что Лиля косила на один глаз. Раньше она этого просто не замечала,так ей нравилась нежная суть самой девочки. Имя очень шло ей. Она была чиста, как лилия.

Мальчишки ухаживали за ней по-разному. Славик мог сорвать красную канну с клумбы и молча положить на Олину парту.

– Кто обрывает цветы со школьной клумбы? – строго спрашивала их первая, большая и красивая, учительница Людмила Фоковна.

Славик смотрел в окно.

– Оля, еще раз увижу...

– Людмила Фоковна, это не Оля, это я рву цветы, – вскакивал и врал Жора. И его отправляли в угол. Жора совершал ради Олечки подвиги, которые она будет помнить с благодарностью всегда.

В школе заставляли пить рыбий жир. При виде медсестры с бутылью этого маслянистого, жирного вещества у Оли начинались рвотные спазмы, плечики передергивались и руки покрывались пупырышками. Жорка, который сам не мог терпеть эту полезную гадость, видя Олечкино несчастное личико, пил рыбий жир за двоих. Вначале он честно выпивал свою ложку за своим столом в столовой, а потом, когда медсестра поворачивалась к ним спиной, они переползали под столом, меняясь местами, и вторую ложку он пил за Олю. Мало того, кусочек соленого огурца, который полагался на закуску, отдавал девочке, которая любила огурцы.

Славик был сыном какого-то высокопоставленного лица, и его шофер иногда забирал мальчика из школы. Он часто на переменке предлагал Оле с подружками проехаться на этом черном лакированном лимузине. Но, видно, в планы папиного водителя это не входило.

Жорик, провожая Олю домой, нес ее портфель. Часть пути пролегала по железнодорожному полотну. Здесь он брал девочкину ладошку в свою. Зорко наблюдая, нет ли поездов, рассказывал ей всякие байки. Родители мальчика уже несколько лет как поехали осваивать БАМ, а его воспитывала бабушка. Жили они в частном секторе Куяльника. Здесь раздолье для пацанов: Жевахова гора, катакомбы, лиман и до моря рукой подать. Мальчик мечтал быть капитаном. В первую очередь он мечтал привезти для бабушки «козью доилку», чтобы руки у нее не болели, а для себя – бескозырку с якорями.

Однажды с Олечкиной головы ветром сдуло голубой бантик. Мальчик ловко изогнулся, поймал, и засунул его в карман своих штанов.

– Это чтобы у меня про тебя что-то на память было, когда я в море уйду. Оля поняла, а Олина мама понять не хотела. Она шлепнула девчонку мокрым полотенцем, приговаривая: – На вас не напасешься! То одна что-то потеряет, то вторая. Хорошо, что голова у вас не отстегивается, а то и ту бы где-то забыли или потеряли, – ворчала уставшая женщина, довольная, что хоть на ком-то согнала злость незадавшейся жизни. – Больно? – сочувственно спросила сестра Ритка, которая была на год старше Оли. – Мне тоже влетело. Я дневник потеряла,– и добавила шепотом: – Понарошку. В следующую их прогулку по железнодорожной насыпи Оля деликатно попросила свой бантик обратно. Мальчик остановился, посмотрел на нее и трогательно сказал: – Понимаешь, я не могу тебе его отдать, Оля. Это талисман. Но когда я вырасту большой, я построю для тебя огромный дом, как дворец. И в этом дворце будет одна большая комната. И вся эта комната будет только с бантиками для тебя. Разными: белыми, голубыми, красными, в горошинку, прозрачными и воздушными. На полках, в шкафах, везде-везде. Ты собралась в школу, хочешь бант надеть – заходишь и выбираешь, можешь хоть для всех девчонок в классе.