…Нещадно палило яркое солнце. Вокруг — ни кустика. Казалось, что земля, изнывающая без воды, сморщилась, потрескалась…

Четверо курсантов, стоя на линии круга диаметром четыре метра, не давали вырваться из него пятому. Раз за разом бросался он на них, но оказывался на сухой, пыльной земле.

Со спокойной уверенностью наблюдал за этой схваткой сержант Малешко из-под желто-зеленой воинской шляпы, лениво поглядывая за стрелкой секундомера. Дал же Бог фамилию, противоположную тому, кто ее носил: под два метра ростом, мощный торс, округлые бицепсы выпирали настолько, что, казалось, вот-вот лопнет его гимнастерка. На квадратном лице сержанта застыла добродушная усмешка, словно он сам стеснялся своей мощи в силы. Как же они, курсанты, ненавидели его в то время. И как были благодарны потом там, за Речкой…

— Минута на починку! — объявил он, и все курсанты повалились на землю. Их мокрые, покрытые желтоватой пылью тела, обнаженные по пояс, лежали неподвижно, и лишь грудные клетки от частого дыхания вздымались чуть нервно. Савелий лежал на спине, бессильно разбросав руки. Он попытался облизнуть кровоточащие губы, но поморщился от боли: во рту было сухо, и шершавый язык только усилил кровотечение.

— Время! Встать! — бесстрастно бросил сержант. И пока они медленно поднимались, стараясь растянуть на секунды свой отдых, сержант вытащил из-под планшета на земле алюминиевую фляжку в матерчатом чехле, нарочито не торопясь, отвинтил колпачок и, специально не отворачиваясь от курсантов, смакуя каждый глоток, начал пить.

С завистью и злостью смотрели они на него, сжимая кулаки.

— Курсант Клеман! Тебя, что ли, не касается? Встать! — скомандовал сержант, на миг оторвавшись от фляжки, из которой выплеснулась струйка воды, и жадные взгляды ребят провожали живительную влагу, текущую по мощному подбородку, по вздыбившейся груди сержанта и падающую на сухую землю, мгновенно высыхающую под беспощадными лучами светила… Завинтив, снова не торопясь, фляжку, Малешко вернул ее на место и тут псе скомандовал:

— Курсант Клеман — у круг! Надо заметить, что это испытание, максимально приближенное к настоящему бою, требует от каждого участника полного внимания, стремительной реакции, умелого владения искусством рукопашной борьбы. Суть испытания заключалась в следующем: четверо занимают места по периметру круга, пятый, как говорилось, становится в центр. По сигналу сержанта курсант, стоящий в центре, за определенный промежуток времени должен вырваться из круга, а его соперники не должны допустить этого. Дозволительны все приемы и способы…

Тот, по чьей вине упустят «центрового», должен занять его место, и все начинается сначала. Все действия оценивает сержант…

Они только что проделали марш-бросок на пять километров и не успели восстановить силы, как им было приказано выполнять это задание.

Курсант Клеман, плотный крепыш невысокого роста, по сигналу сержанта — «Схватка!» — бросился на высокого грузина, но туг же был сбит с юг ловким ударом в грудь. Моментально вскочив, Клеман попытался обмануть своих соперников, сделав выпад в одну сторону и сразу метнувшись в другую, но и здесь его постигла неудача: жестким двойным ударом мощный латыш бросил его в центр круга. Из носа потекла кровь, но Клеман, мазнув под носом рукой, не глядя выпрыгнул в сторону Савелия, нацеливая удар в грудь, но Савелий сделал резкий пируэт и точным ударом попал Клеману пяткой в живот, тот, жалобно вскрикнув, упал на землю, обхватив место удара руками. Скривившись от жалости, Савелий наклонился над ним, чтобы помочь, но тот неожиданно изо всех сил ударил его ногами в грудь, кувыркнулся через спину и — оказался за чертой круга…

— Молодец, курсант Клеман! Уложивси! — Сержант брезгливо поморщился, щелкнул секундомером. — Курсант Говорков, колы такыв доверчив та жалостна — зараз у круг! Время — двойное!

«Время двойное» означало то, что обычное время сокращено наполовину — как наказание для провинившегося, если не уложится, то испытание повторится…

Чертыхнувшись, они, с трудом сдерживая злость, заняли свои места, а Савелий стал вырываться из круга… Раз, другой, третий, и всякий раз — неудача: силы были на исходе… Поднимаясь после очередного падения, Савелий перехватил взгляд своего приятеля, высокого грузина, незаметно подмигнувшего ему. Поняв его намек, Савелий выпрыгнул с поворотом в сторону грузина, и тот, как бы пытаясь перехватить его ноги, захватил только одну, и Савелий по инерции занесло за черту злополучного круга… Технически это было проделано настолько убедительно, что даже сержант удивленно развел руками… Однако, что-то почувствовав, он решил найти другую причину… Взглянув на курсантов, которые, не дожидаясь команды, в изнеможении повалились на раскаленную землю, жадно хватая раскрытыми ртами горячий воздух, он небрежно заметил:

— Непогано! Но… в норму не вложилысь Три хвылины пышны. Още раз! К бою!

— Ты что, сержант? — со злостью выкрикнул Савелий, вскочив с земли, угрожающе двинулся на Малешко.

— Дай дышат, командыр! — К Савелию присоединился и грузин.

Тяжело дыша, встали и латыш с приятелем: пошли рядом. И только Клеман, ехидно глядя им велел, остался сидеть на земле.

Хитро улыбаясь, сержант отрицательно качал головой, глядя на идущую к нему четверку курсантов. Поняв, что они и не думают останавливаться, Малешко неторопливо снял шляпу, аккуратно положил ее на планшет, опустил сверху секундомер и спокойно выпрямился. Вздохнул, словно жалея о чем-то. Когда же ребята оказались совсем рядом, он вдруг провел несколько молниеносных ударов руками и ногами, удивительных для такого с виду увальня. Четверка «непокорных» тут же оказалась на земле. Потирая ушибленные места, сконфуженно, но не без восхищения поглядывали парни на своего командира… И вдруг все, и сержант в том числе, громко расхохотались, снимая нервное напряжение. Не смеялся лишь курсант Клеман, стыдливо пряча глаза…

Оборвав смех, сержант, словно ничего не случилось, спокойно взял секундомер, небрежно набросил на себя шляпу и повернулся к ним.

— Вы — курсанты спецназу, и юшка з носу, но сделаю з вас настоящих бойцов! И не видстану до того… У круг, робяты! У круг! Ще одна схватка и марш-бросок на червонец…

Савелий снова улыбнулся и стал энергичнее разминать мышцы. Вокруг все спали, и тишина нарушалась лишь поскрипыванием кроватей, если кто-либо поворачивался на другой бок, да мощным храпом молодого парня, обрывавшимся ненадолго после привычного «оглаживания» соседским валенком…

Скрипнула входная дверь, и Савелий мгновенно повернулся — они? Что-то он нервничает, нужно успокоиться: если человек нервничает, то он, еще не начав боя, уже наполовину проигрывает — так учил их старый японец Укору Магасаки… Нужно думать о чем-нибудь постороннем, например о Кошке… Какие грехи привели его сюда, в зону? Проворовался? В это не верится… Может, по халатности? Хотя он всегда отличался осторожностью и был очень скрупулезен даже в мелочах… Трудно гадать, если не видел столько времени человека… Но главное, необходимо держать глаза все время открытыми, чтобы четко видеть в полумраке секции… Еще повезло, что краевая лампочка ночника дает мягкий свет в бараке. Что еще? Так, лишний раз запомнить расположение «мебели» в бараке: во время схватки будет не до того. Конечно, будь свободного места больше, было бы лучше, но… Савелий улыбнулся: пользуйся тем, что имеешь… Опять он «накачивает» себя! Разве больше не о чем думать?.. Хотя бы Афганистан…