Утверждают, что при вторжении кельтов или галлов, разгромивших римскую армию при Алии (река, приток Тибра) и захвативших город [8], были уничтожены также все древние архивы республики, и появился пробел в анналах, который можно восполнить только из устного народного творчества. Таким же образом вторжение кельтов в Македонию и Фракию в 278 до н. э. (весной 280 г. до н. э. — Ред.) положило начало новой эпохе. Вторжение почти совпадает со смертью последнего из великих диадохов, оно отмело претензии худшего из эпигонов — второго поколения, — поскольку первым защитником эллинизма, встретившимся с кельтами в бою, был Птолемей Керавн, которого они убили и уничтожили его армию. Нашествие кельтов на Грецию и Малую Азию наполнило сердца людей новым ужасом и не только вдохнуло в них отвагу, но также послужило источником вдохновения для скульпторов и поэтов. Искусство Греции претерпело если не полную трансформацию, то, по крайней мере, возродилось после беспокойных времен прошлого. Аполлон Бельведерский, Умирающий гладиатор (на самом деле галл), великий алтарь, недавно раскопанный в Пергаме, — все эти шедевры говорят о возрождении скульптуры. Послушный и неоригинальный Павсаний становится поэтом, рассказывая об ужасах вторжения кельтов в Македонию и Грецию. Очевидно, он использовал некую поэму, описывающую эти волнующие события, в которой есть любопытное повторение деталей персидского вторжения в пересказе Геродота — сражения при Фермопилах и поражения варваров, предательства, отклонения от курса для овладения сокровищами Дельф, с помощью которых бог чудесным образом защитил свой храм и обрушил кару на захватчиков. Нельзя не упомянуть о пугающих повествованиях и дикой жестокости галатов, их пренебрежении ко всем законам цивилизованной войны — о том, как они оставляли своих убитых непогребенными, разоряли древние гробницы, убивали и грабили, пожирали детей греков. Даже Полифем и лестригоны у Гомера не были столь ужасающими. Была такая же попытка объединения греков и разрушившие союз эгоизм и сепаратизм. Но на этот раз важными факторами греческой армии являлись не Афины и Спарта, хотя Афины все еще обладали некоторым весом. Этолия, выделившая около 10 тысяч воинов, вынесла основное бремя военных действий и получила основную долю добычи. Галаты, как это было в Италии, могли победить в бою, но не знали другого использования победы, кроме бесцельного грабежа и насилия. Опустошив Македонию и Фракию, они направились в Малую Азию, где каждое государство стремилось избавиться от них, передав соседу. Однако кельты стремились служить наемниками, и со временем во всех армиях того времени появились контингенты кельтских войск, долго считавшиеся почти непобедимыми, но поскольку они были готовы сражаться на обеих сторонах, то сами же нейтрализовали свою силу.

Чтобы кратко обобщить влияние кельтского вторжения и их поселения в Галатии (в центре Малой Азии), можно сказать следующее. После задержки в Дельфах, где был уничтожен лишь один отряд, кельты сразились с Антигоном Гонатом при Лисимахии (277 до н. э.). В этом бою царь одержал уверенную победу и приобрел такую популярность, что открыл дорогу для своего возвращения в Македонию. Может показаться странным, но впоследствии он нанял контингент варваров, чтобы те помогли ему в этом предприятии. Затем Никомед, царь Вифинии и греческих городов Пропонта (Пропонтиды — Мраморного моря), нанял их для защиты от врагов, и постепенно кельты осели в Галатии, обещав не выходить за пределы своей территории, но, как и другие варвары, совершая постоянные набеги на соседние поселения с целью грабежа. Они стали кошмаром Азии. Антиох I, сын Селевка, отличился и получил титул Сотер (спаситель), одержав большую победу над кельтами — дата и место сражения неизвестны, — после чего они были окружены множеством македонских укрепленных пунктов и были вынуждены оставаться в своей провинции. Эта победа была увековечена, как и победа при Ассайе (1803, в Индии) на флагах английских полков, в ней участвовавших, фигурой слона, которую мы видим на медалях Антиоха. Поколением позже (ок. 237 до н. э.) та же история повторилась в случае с Атталом из Пергама, который победил галатов и был вознагражден титулом царя. С этой победой напрямую связан всплеск художественного творчества в его столице. Каждое великое святилище Греции было украшено памятным изображением в честь победы.

Умирающий галат (гладиатор)

Битва богов с гигантами. Фрагмент рельефа большого фриза алтаря Зевса в Пергаме

Природа варваров, хотя их и удавалось периодически сдерживать, не изменилась. Они продолжали при любой возможности осуществлять набеги на соседей до тех самых пор, пока римляне под командованием консула Манлия Вулсона не нанесли по ним внезапный удар, хотя кельты делали все возможное, чтобы не давать повода для войны. Это случилось сразу после поражения Антиоха III Великого в 190 г. до н. э. Потерпев поражение от римлян, кельты успокоились и стали спокойными членами Римской империи. В Анкире (Ангоре), главном городе кельтов, была обнаружена знаменитая надпись с описанием деяний Августа, известная как Анкирский памятник. Когда среди них проповедовал святой Павел, они уже были частью эллинистического мира и говорили по-гречески, как остальные жители Малой Азии. Однако кельтский язык тоже не был забыт, и святой Иероним утверждал, что в его время деревенские жители все еще пользовались им (IV в. н. э.).

Монета Антиоха IV (правил в 175–164 гг. до н. э.)

Такова краткая история активного чужеродного элемента, вторгшегося в империю Александра и сначала угрожавшего ниспровергнуть ее цивилизацию. Этот элемент стал причиной пугающих беспорядков и разрушений, так же как и вспышка жестокости в ведении военных действий, которая надолго — вплоть до последнего Филиппа (Филиппа V) — опозорила эллинизм. И все же мы не можем не понимать, что вторжение варваров извне, других обычаев и религии, говоривших на чужом языке, имело мощное влияние, объединив чувства и интересы эллинистического мира. Люди думали, что даже индиец или эфиоп, если он говорил по-гречески и жил в цивилизованном царстве, радикально отличался от северных варваров, которые не уважали ни людей, ни богов, ни пол, ни возраст, ни клятвы, ни обещания, ни славу, ни беспомощность. Можно не сомневаться, что их действиям как наемников разных мелких тиранов, которые в те дни росли как грибы, мы можем приписать репутацию беспримерной жестокости, которую эти тираны приобрели. Это можно видеть в популярной трагедии об Аполлодоре, тиране Кассандрии, что в Фессалии, которую Ликофрон вывез в Александрию и которая стала образцом для будущих писателей.