Падре бережно взял в руки письмо и зачем-то понюхал. Немного подумал, вышел и отдал какие-то распоряжения, но вернулся уже без письма.

После чего молча сел за стол, а я так и остался стоять.

Несколько минут прошли в молчании, потом появился какой-то невзрачный монашек и отдал Жозефу письмо уже раскрытым. Еще некоторое время святой отец его изучал, а потом, без раздумий, бросил мне.

– Вы совершили праведное дело, сын мой. Однако я накладываю на вас епитимью – ибо вы лишили жизни человека. Не вкушайте вина месяц и прочтите сто раз «Отче наш» стоя на коленях и облачившись во власяницу. Идите, в скором времени, я пошлю за вами. О сегодняшнем случае не рекомендую говорить даже во сне. Это вопрос вашей жизни или смерти, поверьте.

Когда я уже был на пороге, последовал неожиданный окрик:

– Стойте! Вы нуждаетесь в деньгах?

Падре опять проткнул меня испытывающим взглядом.

Я поклонился и честно ответил:

– На данный момент нет, святой отец.

Священник неожиданно улыбнулся и напутствовал:

– Обзаведитесь приличествующим видом, шевалье, чтобы не выделяться среди местных дворянских щеголей.

После чего, жестом отпустил меня.

А когда я уже вышел во двор, меня догнал тот самый монашек, что приносил письмо и торопливо сунул в руки увесистый кошель. При этом у него на лице было такое выражение, словно он передавал не золото, а мешок с ядовитыми змеями.

Я подавил в себе желание шугануть его и потопал глянуть на труп.

Очень скоро выяснилось, что дохлый кавалер уже исчез, была замыта даже кровь на брусчатке.

Саншо насчитал в кошельке сотню золотых монет со щитом с лилиями и восходящим над ним солнцем.

– Сто экю! – восторженно прокомментировал баск. – Уже можно жить, ваша милость! У нас снова есть работа?

– Пока не знаю, – пожал я плечами. – Скорее всего, мы опять попали в гнездо с ядовитыми осами, но нам не впервой, не так ли мой друг?

– Господь рассудит и не даст нас в обиду! – Саншо истово перекрестился. – Какие будут приказания, мессир? Переедем в гостиницу получше? Более приличествующую для вас?

Я на мгновение задумался и отрицательно мотнул головой:

– Не стоит. Возьми из этих денег себе жалование на два месяца вперед, приоденься, найди мне хорошего портного и сапожника, а дальше по своему разумению. И вот еще… купи мне власяницу[15].

У баска глаза на лоб полезли.

– Власяницу, мессир?

– Пора задумать о своей душе, дружище, – я подмигнул слуге.

– Тогда я и себе возьму! – решительно ответил баск.

Вернуться в гостиницу получилось без приключений, хотя нас все-таки пытались облить с верхнего этажа дерьмом.

Следующие два дня прошли в сравнительном безделье. Я по ночам со всем христианским усердием драл Констанцию, днем тренировался со шпагой и прогуливался: пешком по Парижу, верхом по его окрестностям и на лодке по Сене. Несмотря на все свое зловоние и грязь – этот город все-таки обладал своим неповторимым шармом.

А еще усердно исполнял епитимью – ходил к каждой мессе и исправно молился в чертовой власянице, хрен бы ее побрал – эту колючую дрянь. И дело не в набожности, просто падре Жозеф, вполне мог проверить, как я исполняю наказание. А если взялся за гуж, не говори, что не дюж. Своему образу надо соответствовать.

Ничего примечательного за эти дни не случилось, я умудрился избежать ссор и драк. Хотя нет, не совсем так, кое-что интересное все-таки случилось.

Вечером второго дня, я возвращался с прогулки и совершенно случайно заметил, как один дворянин заколол второго в одном из двориков у монастыря Кармелиток. Заколол насмерть, проткнув горло шпагой. Для Парижа дело житейское, для дуэли хватит порой косого взгляда, но дело в том, что этот дворянин был тем неизвестным, с которым я въехал в один день в город.

Судя по всему, он уже успел обзавестись слугой, с помощью которого успешно сбежал с места дуэли. При этом, кавалер имел несколько охреневший вид, словно убил человека впервые. Именно это меня больше всего и удивило, так как раньше я думал, что он обладает сходной со мной профессией.

Впрочем, долго задумываться над этим я не стал, потому что жизнь давно отучила лезть в чужие дела.

Вестей от отца Жозефа пока не поступало. Не знаю, увы, пока не знаю, к счастью это или к беде.

Саншо нашел хорошего портного с сапожником и шляпником. Гардероб пополнился еще кучей обуви: парадными и повседневными сапогами, а в придачу, наконец, домашними туфлями. У шляпника обзавелся еще одной шляпой, тоже на случай торжественных выходов. Ну и до кучи прикупил еще кожаных изделий – новый кошель, пояс и прочее обязательное для мужчины.

Склонности в особом позерстве ни в себе, ни в Антуане я не заметил – это было необходимостью. Опять же, падре Жозеф явно не зря рекомендовал приодеться. Сейчас время такое – принимают по одежке. Впрочем, никакой особой роскоши я себе не позволил – все в довольно скромных рамках – чтобы подумали, что я могу себе позволить большее, но сознательно себя ограничиваю из-за врожденного аскетизма.

С портным пришлось тяжелей всего – он наотрез отказывался понимать мои запросы.

– Мессир! – лысый как яйцо мэтр Жиль огорченно всплеснул руками. – Зачем? Сейчас никто такого не носит. Здесь вам не Испания, – он ткнул в набросок. – В Париже вас не поймут! Где ленты? Где разрезы? Где фестоны? А цвета? Вы же не гугенот, господи помилуй! Но ладно, здесь я согласен… белые фламандские кружева подойдут к темно-синему испанскому бархату, что до фасона… – он решительно схватил свинцовый карандаш и принялся уродовать мой эскиз. – Без вот этого и этого не обойтись…

Я немного поспорил и плюнул. В итоге появился скромные по виду и дорогущие по качеству материалов два комплекта – повседневный и парадный. Парадный – колет из темно-синего, почти черного бархата, с серебряной вышивкой, в строгом испанском стиле, но с минимальными вкраплениями французской моды. Повседневный – попроще, но тоже в темных тонах. А в штаны я ввел внутренние карманы и ширинку – чем поразил мэтра до глубины души.

Нахрена? Просто забавлялся. Все равно о себе ничего не помню, так хоть какие-то знания использую.

Вот как раз после последней примерки меня и взяли…

Я вернулся домой, вымылся в деревянном корыте, а потом взялся за пистолеты – почистить и обдумать их усовершенствование, потому что у меня в голове неожиданно появилось несколько идей. Надо думать, из моей настоящей памяти.

С ручным огнестрелом в первой половине семнадцатого века дело обстоит довольно сложно. Уже есть попытки внедрить ударно-кремневый замок, но в массовое употребление они еще не вошли, ибо очень ненадежны и дороги, поэтому повсеместно пользуют добрые старые фитильные аркебузы и мушкеты. Колесцовые замки[16] тоже гораздо надежней кремневых, но они так же дорогие, поэтому их применяют в основном на короткоствольном оружие. А так фитиль до сих пор рулит.