– Все в порядке, заходите. Только прошу вас: недолго. И постарайтесь не задавать слишком волнующих вопросов, хорошо?

Я кивнула, хотя не до конца понимала, что в представлении Натальи Дмитриевны может именоваться «слишком волнующими вопросами». Толкнув дверь, я тихонько прошла к кровати, на которой лежал доктор Асташов, и осторожно присела на стул рядом с ней. Константин Владимирович смотрел на меня умными, светлыми голубыми глазами с чуть заметной смешинкой на дне. Он выглядел, признаться, весьма неплохо для семидесяти четырех лет, даже невзирая на сердечный приступ.

– Добрый день, Константин Владимирович, – шепотом произнесла я.

– Можете говорить громче, я не умирающий, – махнул рукой главврач и улыбнулся. – Со мной тут носятся как с писаной торбой, я же как врач в состоянии сам определить свое состояние! Вот видите, даже каламбурить могу! – рассмеялся он. – Так что могу сказать вам словами Марка Твена: слухи о моей смерти сильно преувеличены!

– Что ж, я очень рада видеть вас таким, – улыбнулась я. – Отлично, что вы сохранили чувство юмора!

– А что еще может продлить нашу жизнь, как не оно? – задал Асташов риторический вопрос и вздохнул. – Я пролежал здесь полдня, и мне уже невмоготу! А они запретили мне даже вставать, хотя я сразу же заявил, что никакого инфаркта у меня нет!

Я поймала себя на том, что Асташов невольно жалуется мне на чрезмерно бережное отношение к нему больничных врачей.

– Это замечательно, – поспешила сказать я. – Значит, долго вас держать не станут. Но все-таки лучше выдержать постельный режим. Вы же как врач должны понимать и это! А с клиникой ничего не случится и без вас.

– Да, – с неожиданной грустью согласился Асташов. – Вот именно, что ничего не случится! И я прекрасно это понимаю! Даже если я никогда не вернусь туда, клиника продолжит работать, в ней все так же будут делать операции, лечить, колоть уколы и ставить капельницы… И это прекрасно, но, боже мой, как же по-человечески обидно осознавать, что твое присутствие или отсутствие ни на что не влияет!

– Ну что вы, Константин Владимирович! – с укором покачала я головой. – Разве можно так говорить? Думаю, что вы столько сделали за свою жизнь как для больных, так и для самой больницы, что умалять ваши заслуги – просто абсурд! Конечно, клиника не рухнет без вас, но вот вопрос: была бы она вообще, если бы не вы? И еще: сколь долго она просуществует без мудрого руководителя?

Я ничуть не кривила душой и не подлизывалась в этот момент. Мне было искренне жаль старика, который был полон желания продолжать любимый труд, но уже не имел таких возможностей, как в молодости.

– Так что поправляйтесь поскорее и возвращайтесь на свой пост, – с ободряющей улыбкой сказала я.

– Спасибо, милая барышня, – улыбнулся в ответ Асташов.

– Меня зовут Татьяна, – поспешила представиться я. – По какому поводу я хочу побеседовать с вами, вам, наверное, уже сказали?

– Да, – помрачнел Асташов. – Ужасная история! Честное слово, первый раз в моей практике происходит подобное, а я работаю в медицине больше пятидесяти лет!

– Да, история и впрямь жутковатая, но я приложу все усилия, чтобы в ней разобраться, – заверила я его. – Мне только необходимо, чтобы вы немножечко помогли мне.

– Да я, так сказать, всегда рад, – развел руками Константин Владимирович. – Только не совсем понимаю, чем…

– Вы знали Жанну Стрельцову лично? – начала я.

– Да, знал, – кивнул старик. – Но не ближе, чем других студенток. Милая, улыбчивая девушка. Несколько ленива в учебе, при этом активна в том, что не имеет к ней отношения. В будущем могла бы занимать место завотделением в районной поликлинике.

– Вот как? – несколько удивленная, спросила я: Асташов дал Жанне скорее профессиональную характеристику, оценивая ее как потенциального работника медицины. – Почему вы так считаете?

– Потому что эта должность предполагает ответственность руководителя, но не врача, – улыбнулся Асташов.

– То есть вы считаете, что Жанна была бы безответственным врачом? – уточнила я.

– Она была бы не очень грамотным врачом, – покачал головой Асташов. – Схватывая на лету то, что лежит на поверхности, она упускала многие мелочи, очень важные в работе врача. Например, для того, чтобы быстро и точно поставить правильный диагноз, в хирургии порой приходится реагировать мгновенно. При работе в стационаре, я имею в виду. Жанна вряд ли смогла бы так. И старалась бы избежать подобных ситуаций, передавая сложные случаи в руки своих коллег. А если дежурство? Если она единственный на тот момент хирург? Это очень опасно!

– А как же вы могли так точно разобраться в ней, если знали ее не больше других студенток? – не переставала удивляться я проницательности Асташова.

– Профессиональное чутье и опыт, барышня, – с чуть грустной улыбкой пояснил Асташов. – Мнение профессионального хирурга, отдавшего своей профессии более полувека. Примерно так же я могу охарактеризовать любого студента, обучающегося при нашей клинике. Я знакомлюсь с ними, прихожу на практические занятия и присматриваюсь к каждому. Ведь с кем-то из них мне придется работать в дальнейшем! И даже если не мне, то моим коллегам. А для меня главное, чтобы не страдали больные, этого я не могу допустить. Одним словом, Жанна Стрельцова в моих глазах – это неплохой администратор.

– А как к ней относились другие врачи?

Асташов чуть приподнял брови и оттопырил нижнюю губу.

– Не думаю, что кто-то ее особенно выделял. Обычная студентка. Врач от Бога – он ведь далеко не в каждом медике. И если этого дара нет от природы, увы – ничего не поделаешь. Но в медицине нужны не только гении, но и просто хорошие врачи. И это вполне можно в себе выработать.

– Простите, Константин Владимирович, у вас есть какая-нибудь версия насчет того, что произошло сегодня в клинике? – прямо спросила я.

Старик печально вздохнул.

– Я не в курсе личной жизни студентов, – развел он руками.

– То есть вы считаете, что это все какие-то личные дела? – поинтересовалась я.

– Убежден, – кивнул Асташов. – То, что она могла погибнуть на практических занятиях из-за чьей-то халатности, – чушь. По тому, что я слышал от Сергея Юрьевича, могу сказать, что это – типичные симптомы отравления. При чем тут взятие крови?

– А если яд был на конце иглы? – спросила я. – Ну, вымазали чем-то?

Асташов посмотрел на меня несколько снисходительно.

– Милая барышня, – проговорил он самым дружелюбным тоном. – Смерть Жанны произошла практически сразу же после этой процедуры, так?

– Так, – кивнула я.

– Кровь у нее брали, так?

– Так, – снова кивнула я, чувствуя себя бестолковым китайским болванчиком.

– Брали, а не вводили что-то! – подняв указательный палец, подчеркнул Константин Владимирович. – А теперь скажите: что же это должен быть за яд, чтобы он практически мгновенно убил девушку? Какой должна быть концентрация такого яда? Я бы понял, если бы ей что-то вводили – цианид, например, – тогда да, смерть наступила бы очень быстро. Но опять же не мгновенно, как это любят показывать в фильмах про шпионов.