Вернулись переодевшиеся Арина с Валентином. Поставив пакеты с формой под стол, они сели, и Гера спросил, что им заказать.

– Если есть, кофе с мороженым, если нет, просто с молоком, – ответила девушка.

– А мне лучше чаю, – сказал Валя. – Черного, с сахаром и лимоном.

Гера дополнил заказ, и они вернулись к обсуждению квартиры, лишившей покоя сначала бабульку-соседку, а через нее и капитана Мухина с его лейтенантом Пестимеевым.

– Валя, а ты через свои способности там ничего не успел посмотреть? – спросил Гера, попивая кофе.

Сабуркин подпер кулаком подбородок и произнес, рассеянно глядя на посетителей за соседними столиками:

– Как это сделать при хозяине? Полетит отовсюду ко мне всякое железо, чего доброго еще и трубы сорвет, настоящий потоп устроим. В квартире все такое старое, что трогать страшно. Так-то я вроде все осмотрел, да там и осматривать особо нечего, кроме стола этого с простыней.

– Еще запах, – напомнила Арина.

– Вот чего я не почуял, так это запаха.

– Жаль, дедушку с собой не взяли. Его нос нам бы все до тонкостей рассказал.

– Дедушка никак в наш визит не вписывался, – Валя шумно, со вкусом отхлебнул чай. – Не ходят пока еще сантехники по квартирам с волкодавами.

– Не превращается дедушка в волкодава, он волкам не враг.

– Хорошо, с оборотнями не ходят нынче сантехники, не укомплектован у них штат, упущение это городских властей. Давайте шашлык возьмем? Дымом мангальным тянет, слюну вышибает.

– Ты собирался худеть, – напомнил Гера.

– Разве от шашлыка толстеют? – искренне удивился Сабуркин. – Самая диетическая еда, на углях!

В этот момент Арина вдруг замерла, глаза ее расширились, и она уставилась в одну точку. Увидев это, Гера с Валей притихли, поняв, что в квартире что-то началось и теперь Арина наблюдает события глазами своих зеркальных двойников. Нежное личико-сердечко стало напряженным, сосредоточенным, девушка словно даже повзрослела. Вскоре напряжение сменилось изумлением, у девушки даже пальцы невольно в кулачки сжались, а после возникла гримаса отвращения, словно она увидела нечто ужасное.

– О боже! – прошептала Арина и закрыла лицо руками, не желая дальше рассматривать картину.

Поднявшись на шестой этаж здания, Феликс прошел по коридору, отыскивая офис за номером двести тринадцать. Помимо номера, на двери красовалась табличка: «Львовин Алексей Натаниилович. Искусствовед. Подбор и оценка антиквариата». Феликс постучал в дверь, и резкий голос отрывисто бросил:

– Входите!

Войдя внутрь, Феликс вмиг выхватил картину целиком: и интерьер помещения, и его хозяина. Строгий кабинет с рабочим столом, закрытым стеллажом для бумаг и парой мягких стульев для посетителей. На белых стенах ничего, кроме многочисленных дипломов и сертификатов в рамках. За столом сидел сухощавый господин, разменявший пятый десяток. Круглые карие глаза, выдающийся нос, напоминающий птичий клюв, поджатые тонкие губы, серо-седые волосы, зачесанные назад колючей, взлохмаченной волной. Сходство с попугаем было настолько ярким, что выглядело даже не карикатурным, а внушало восхищение. В довершение образа на господине были белая рубашка в тонкую синюю полоску и красный галстук.

– День добрый. Нежинский Феликс Эдуардович.

Алексей Натаниилович привстал, пожимая протянутую руку, и предложил присесть. Он так же быстро и цепко рассмотрел посетителя, не упуская деталей. Они обменялись ничего не значащими общими фразами, и Феликс приступил к делу. Он раскрыл стоящий на коленях саквояж и достал завернутый в бумагу кубок.

– Хотел бы узнать ваше мнение, – Феликс принялся разворачивать обертку. – Возможно, все-таки решусь его продать.

Сняв бумагу, он поставил кубок на середину стола. Алексей Натаниилович поглядел на изделие долгим взглядом, затем достал из ящика стола очки с толстыми стеклами и водрузил на нос. Взяв кубок, он поднес его вплотную к лицу и долго рассматривал. Не выпуская кубка из рук, Алексей посмотрел на Феликса поверх очков и произнес шепотом, словно ему внезапно отказали голосовые связки:

– Откуда это у вас?

– Наследство. Я из рода испанских аристократов, семья владела неплохой коллекцией.

– Это авторство именно Бенвенуто Челлини, а не кого-то из его учеников?

– Работа Челлини, его авторское клеймо, не клеймо мастерской.

– Да-да, вижу-вижу, – Алексей перевернул кубок, пристально рассматривая ножку с подставкой. – Невероятно, просто невероятно… нигде не всплывал, не выставлялся… Где же вы его прятали?

– У себя дома, в серванте. Я из него пью вино.

Господин Львовин рассыпался смехом и решил поддержать шутку:

– Пить из кубка работы Челлини – все равно что есть с картины Да Винчи!

– Да, есть в этом некое изящество, – прохладно улыбнулся Феликс.

Он наблюдал за искусствоведом. Чем дольше тот рассматривал кубок, тем сильнее в нем просвечивала одержимость. Карие глаза засверкали и посветлели, лоб заблестел, а колючая волна волос, казалось, сама собой растрепалась еще сильнее. Алексей то и дело сглатывал, отчего над воротом рубашки туда-сюда прыгал кадык. Когда Феликс счел, что он достаточно впал в прострацию, то принялся расспрашивать его об аукционе, где собирался выставлять свое сокровище. Рассказывал господин Львовин быстро, торопясь избавиться от тем, интересующих клиента, и вернуться к единственной теме, интересующей лично его. Но Феликс продолжал гнуть свою линию, постепенно переходя от аукциона к лотам. Мол, один его знакомый не так давно приобрел на аукционе Алексея премилую вещицу – фрагмент золотой оливковой ветви крито-микенской культуры. И так ему запала в душу эта вещица, что хотел перекупить, но знакомый отказывается с ней расставаться. Может, найдется у Алексея еще что-нибудь подобное тех времен и региона?

– Помню я эту веточку, – Алексей поставил кубок на стол, но из рук его не выпустил. – Даже хотел себе оставить, но я суеверный. Когда за вещью две смерти стоят, лучше не связываться.

– Две? – переспросил Феликс.

– Да. Этот лот у меня дважды выставлялся, и дважды продавцы умирали. Совпадение не совпадение – проверять не захотелось.

– А когда она выставлялась впервые?

– Вам это правда интересно?

– Очень. Люблю мистические истории.

Из ящика стола господин Львовин извлек маленький ноутбук, пощелкал клавиатурой и произнес:

– Полтора года назад. Выставлял наш постоянный участник, поэтому и знаю о его кончине. Он с нами буквально с момента становления аукциона, сам картинную галерею неподалеку держал.

– И как его звали?

– Сергериди Иван.

– Грек?

– Да, но в Греции не жил. Родился, вырос в Грузии, все мечтал перебраться на историческую родину. Я еще удивился, что Иван решил расстаться с этой веткой – он ей больше всех своих приобретений радовался. А тут принес и выставил буквально по бросовой цене, ниже всяких разумных пределов, и плохо так выглядел, как будто крепко приболел. Через неделю буквально умер. Ветку тогда перекупил… – Алексей посмотрел в монитор, – Николай Брагин. Потом и он ее обратно принес. Я тогда уже насторожился, не хотел ее даже брать, но Николай уважаемый участник, как отказать. Да и причин весомых нет. И в последний раз ветку купил Сидоренко. Хотел отговорить его, все-таки старый товарищ, но опять же – какие причины? Нет таких причин.