— Ты ублюдок, — вопит она, крутясь на месте, как будто собирается найти виновника.

Это бессмысленно. Я думаю, мы все знаем, что его уже давно нет.

— Черт. Это моя вина. Я не должен…

— Ты не мог знать, — говорю я Джейсону, хотя мне приходится выдавливать слова сквозь стиснутые зубы, потому что обычно он чертовски умнее этого.

Я думаю, со стороны всех нас было наивно не ожидать, что здесь что-то произойдет.

Стелла молча злится, глядя на порезанные шины своего ребенка и разбитое окно.

Подойдя к ней, я кладу руку ей на поясницу.

— Этот больной ублюдок наблюдает за нами. Преследует нас, — кипит она.

— Я знаю. Говорил же тебе, что мне следовало сесть за руль.

Она втягивает воздух, готовая сорваться, но в ту секунду, когда она смотрит мне в глаза, вся борьба покидает ее.

— Прости, детка, — шепчу я, обнимая ее и крепко прижимая к себе.

— За что? Это не твоя вина.

— Я еще не поймала его, — бормочу я, не в силах остановить чувство неудачи, захлестывающее меня. Я должен был бы защищать ее, но он просто продолжает наносить удар за ударом, и никто из нас этого не предвидит.

— Это не твоя вина, Себ. Мы найдем его вместе. Убьем его вместе.

Стон вырывается у меня из горла при виде образа, который вызывают ее слова.

— Теперь это то, с чем я могу согласиться.

Подхватив пальцами ее подбородок, я на краткий миг касаюсь губами ее губ, более чем осознавая, что вся моя семья наблюдает за нами прямо сейчас.

— Как ты думаешь, Тео позволит мне сесть за руль его Ferrari, пока ее чинят? — спрашивает Стелла с озорным блеском в глазах.

Качая головой, я смеюсь над ней. — Хорошая попытка, детка.

Она пожимает плечами, еще раз оглядываясь на свой любимый Porsche.

— Карл, ты можешь с этим разобраться? — спрашиваю я, беря Стеллу за руку и уводя ее прочь. Ее бедному малышу пришлось пережить адские времена за последние несколько недель.

— Конечно.

— Что происходит? — Спрашивает мама, как только мы возвращаемся в дом. И София, и Зои хорошо осведомлены обо всем, что происходит, но, очевидно, они решили держать маму в стороне от этого. Мудро.

Учитывая, что у нее, казалось бы, все так хорошо, последнее, что мы хотим сделать, — это отправить ее обратно так скоро.

— Просто какой-то парень, который пытается запугать нас. Ничего такого, с чем мы не смогли бы справиться.

— Себастьян, — кричит София из кухни, заставляя нас всех пошевелиться.

— Что за… черт.

Я изучаю испорченного плюшевого мишку Фиби в ее руке.

У него были вырваны глаза, и на брюхе огромная рана, вся начинка вывалилась наружу.

— Задняя дверь была открыта, — говорит Зои, на самом деле, не нуждаясь в дополнительных доказательствах того, что он был здесь. Внутри нашего дома.

Сильная дрожь пробегает у меня по спине.

— Себастьян, что происходит на самом деле?

— Черт возьми, — бормочу я, проводя рукой по лицу.

На этот раз София не жалуется на мой язык. Вместо этого на ее лице появляется озабоченное выражение.

Я понимаю. Я тоже это чувствую.

— Тебе, наверное, стоит отвезти Фиби домой. Мы не хотим, чтобы она была рядом с этим. — Мы не хотим делать из нее мишень. Я оставляю эту последнюю мысль при себе. Это не нужно говорить.

Мы все знаем, что здесь поставлено на карту.

Было бы просто чертовски полезно, если бы мы знали, чего на самом деле хотел этот ублюдок.

Я думал, это была Стелла.

Но потом он поставил меня в тупик, когда прислал мне ее фотографию, позволив мне найти ее.

Хотел ли он, чтобы она умерла, или я должен был найти ее все еще дышащей?

Было ли это испытанием? Пытался ли он выяснить, в чем на самом деле заключалась моя преданность ей?

Усталость тяжело давит на меня, когда я смотрю на свою сестру.

— Да, — соглашается она. — С тобой все будет в порядке? А как насчет мамы? Должна ли я взять ее с собой?

Я оглядываюсь назад, где она сидит за столом рядом со Стеллой.

Я хочу сказать «да», но я уже знаю, что это не стоит того, чтобы бороться.

— Она не пойдет с тобой, и мы оба это знаем.

— Я знаю, — печально вздыхает моя сестра.

— Джейс, Карл и я проверим дом, прежде чем вы уйдете. Проверьте будильник и убедитесь, что она его установила. Но этот больной ублюдок хочет не ее. Это Стелла. — Я думаю. Если он такой умный, каким кажется, тогда он должен знать, что причинение боли маме не продвинет его так далеко. Особенно когда мы все в значительной степени ожидаем, что однажды утром проснемся и обнаружим, что у нее и так передозировка.

Она кивает. — Ладно. Я начну с этого участка.

Оставив ее избавляться от испорченного плюшевого мишки и начинать уборку на кухне, я поворачиваюсь к маме и Стелле.

Вздохнув, я подтаскиваю стул поближе.

— Вы обе в порядке?

* * *

К тому времени, как мы убрали беспорядок, который устроили на кухне, и убедились, что дом в безопасности, у меня болело плечо — не то чтобы я собирался открыто признавать это — и я был более чем готов отвезти мою девочку домой.

Уверенный, что мама в безопасности и что она не собирается делать никаких глупостей, Карл отвез нас обоих домой, пообещав доставить ребенка Стеллы обратно как новенького.

Тео не было дома, поэтому, проинструктировав меня сесть задницей на диван, Стелла приготовила нам обоим действительно впечатляющий горячий шоколад со всеми добавками, села рядом со мной и уставилась на то, что я бездумно поставил по телевизору.

Меланхолия разливается по комнате, телевизор работает едва ли достаточно громко, чтобы его можно было услышать, пока мы погружаемся в свои мысли.

— Это ведь не закончится, не так ли? — грустно говорит Стелла после того, как долгое время просто сжимала свою кружку в руках.

— Конечно, это закончится. Мы умнее его. — Хотя слова горьки у меня на языке, когда я их произношу. Он снова и снова доказывает, что на самом деле он умнее нас.

— Похоже, прямо сейчас это не очень далеко нас заводит, Себ.

— Я знаю. Я просто… — Я замолкаю, на самом деле мне, нечего сказать. — Эван просматривает записи с камер наблюдения в доме мамы, посмотрим, сможем ли мы что-нибудь увидеть. Если нет, нам просто нужно верить, что в какой-то момент мы сможем его перехитрить.

Стелла нервно сглатывает. — Нам нужно выйти и дать ему возможность нанести удар. Мы не можем позволить ему ходить за нами в школу с этим дерьмом. Мы не можем подвергать риску все эти жизни.