мне вставили луну в петлицу,

Оборвав предварительно пару увядших лучей,

И несколько лунных ресниц у

Меня зажелтело на плече.

Мысли спрыгнули с мозговых блокнотов.

Кокетничая со страстью, плыву к

Радости, и душа, прорвавшись на верхних нотах

Плеснула в завтра серный звук.

Время прокашляло искренно и хрипло…

Кривляясь, кричала и, крича, с

Отчаяньем чувственность к сердцу прилипла

И, точно пробка, из вечности выскочил час.

Восторг мернобулькавший жадно выпит…

Кутаю душу в меховое пальто.

Как-то пристально бросились

Вы под Пневматическия груди авто.

«В рукавицу извощика серебряную каплю пролил…»

В рукавицу извощика серебряную каплю пролил,

Взлифтился, отпер дверь легко…

В потерянной комнате пахло молью

И полночь скакала в черном трико.

Сквозь глаза пьяной комнаты, игрив и юродив,

Втягивался нервный лунный тик,

А на гениальном диване – прямо напротив

Меня – хохотал в белье мой двойник.

И Вы, разбухшая, пухлая, разрыхленная,

Обнимали мой вариант костяной.

Я руками взял Ваше сердце выхоленное,

Исцарапал его ревностью стальной.

И, вместе с двойником, фейерверя тосты,

Вашу любовь до утра грызли мы

Досыта, досыта, досыта,

Запивая шипучею мыслью.

А когда солнце на моторе резком

Уверенно выиграло главный приз –

Мой двойник вполз в меня, потрескивая,

И тяжелою массою бухнулся вниз.

Вадим Шершеневич.

Москва

Сергей Третьяков

«Мы строим клетчатый бетонный остов…»

Мы строим клетчатый бетонный остов.

С паучьей ловкостью сплетаем рельсы.

Усните, слабые, в земле погостов,

И око сильнаго взглянуть осмелься!

Мы стекла льдистыя отлили окнам,

В земле и в воздухе мы тянем провод.

Здесь дым спиралится девичьим локоном.

Быть островзглядными – наш первый довод.

Нам – день сегодняшний, а вам – вчерашний.

Нам – своеволие, момент момента,

Мы режем лопасти, взвиваем башни,

Под нами нервная стальная лента.

Швыряем на землю былые вычески.

Бугристый череп наш – на гребне мига.

Нам будет музыкой звяк металлический,

А капельмейстером – хотенье сдвига.

В висках обтянутых – толчки артерий…

Инстинкт движения… Скрутились спицы…

Все ритмы вдребезги… И настежь двери…

И настоящее уже лишь снится.

Лифт

Вы в темноте читаете, как кошка,

Мельчайший шрифт.

Отвесна наша общая дорожка,

Певун-лифт.

Нас двое здесь в чуланчике подвижном,

Сыграем флирт!

Не бойтесь взглядом обиженным

Венка из мирт.

Ведь, знаете, в любовь играют дети!

Ах, Боже мой!

Совсем забыл, что Ваш этаж – третий,

А мой – восьмой.

Безоблачное небо

Охотничий рожок:

До-ми, до-соль, до-до!

Ты сделаешь прыжок.

Evviva! Я в пальто.

Мороз, мороз, мороз!

Скажи, который час! –

Ах, голубой вопрос!..

Ответ? Сейчас, сейчас!

Фелука в парусах…

По снегу горностай…

А в голубых лесах:

«Перекатай-… атай!..»

Итти светло

Остановить. Спросить. Узнать.

Острить зрачки.

Дорогу дай! Нашел? Истрать!

В клочки! В клочки!

Снять шляпу солнцу. Сотни глаз

С нахвату взять.

Набросок. Штрих. Монах. Ловлас.

Отец и зять.

Отдашь? Беру и все и часть

И труб и цитр.

Все краски влажныя украсть

Со всех палитр.

Прибой! Волна в волну! Враздробь

Стремглав и ниц.

Кого схватила оторопь?

Миганье спиц.

Продраться. Выпачкать пальто.

Алло. Алло.

Дорогу дайте. Ни за что. Итти светло.

«Мы чаю не допили…»

Мы чаю не допили,

Оставили тартинки.

На быстром Опеле

На пляж, на пляж.

  Белеют в синеве пески,

  В воде паутинки.

  Гитары вдребезги,

  Мир наш, мир наш.

Сирена неистово

Взывает с испугом.

Пространства чистаго

Мильоны верст.

  Пейзажи взморских сумерок

  Заходили кругом.

  Мы все без нумера,

  Нас только горсть.

Колей и выдолбин

Не стало на дороге.

Сквозь воздух выдолбим

Мы корридор.

  Шарахнулись лошади,

  Вздрогнул месяц трехрогий.

  Вы-ль запорошите

  Наш метеор.

Сергей Третьяков

Москва

Рюрик Ивнев

«Был ветер особенно неприятный…»

Был ветер особенно неприятный,

И было жутко и странно мне,

На мне было пальто ватное

И кашнэ, приготовленное к весне.

Когда подходил я к перилам,

Нева бросала мне иглы в лицо

И называла меня милым

Поэтом и чтецом.

Я был растерян и немного жалок,

А ветер кричал, визжал, рыдал.

Вода кидала много гнилых балок

На берег, где я стоял.

А когда домой я возвращался ночью,

Я понял только одно:

Что все мысли – облачные клочья,

А главное это – дно.

Трогательную строчку из романса

Вы пропели и сказали – люблю –

Я вспомнил банальные звуки вальса

И вечер, похожий на букву Ю.

Ах, зачем тогда со мной не говорили

Так трогательно и светло!

Помню скамейку серую от пыли,

Желтую речку, подгнившее весло..

А теперь фасад особняка графа Витте,

Несносный ветер (начало зимы).

Милый друг, скажите, скажите:

Любим-ли друг друга мы?

«Каждый раз новое одеянье…»

Каждый раз новое одеянье:

То белая вата снега, то чугунный блеск!

Я вспоминаю тебя, дорогая няня,

И мое детство, и лес.

Не удивляйтесь такому сопоставленью,

Я многаго не говорю