Даже стихотворенью,

Которое творю.

Прохожу мимо. И только профиль

Метнется в сторону, блеснув, как миф.

Я буду дома пить черный кофе,

О встречах каменных забыв.

Рюрик Ивнев.

С.-Петербург

Нелли

Узором исхищренным pointe-de-Venise

Узором исхищренным pointe-de-Venise

Я тешу в тихий вечер мой призрачный каприз.

В моей зеркальной спальне, одна, пред тем, как лечь,

Любуюсь отраженьем моих округлых плеч.

Над зеркалом, сгибаясь, размеренным лучом

Сверкают шестиножки под выпуклым стеклом.

Их сестры, в пышной люстре, смеются с потолка,

Следя, как с цветом кружев слилась моя рука.

Как странно бледен, в глуби сияющих зеркал,

Под сном венецианским моих грудей овал.

Миров зеркальной жизни раскрыта глубина,

И я, себе навстречу, иду – повторена.

Иду, смеюсь, шепчу я: «Итак, я – вновь жива!»

А на груди трепещут живыя кружева.

Нелли.

Кавказ

Константин Большаков

Грезная ванна

В ванну грезную окунули мысли,

В ванне грезной потопили мечты,

В пудренице сердца мечты сплелись ли?

Мыслить ленью ленятся глаз цветы.

Едва странно ванну душить духами

Лилий розовых и своих грудей,

В ванне грезной розовыми стихами

Пудрить лилий в пудренице затей.

В ванне грезной сладко разсыпать бисер,

И потупить нежно лукавый взор,

И вступить в действительность, как на рысий

Тот ковер, что перед Вами себя простер.

«Милостивые Государи, сердце разрежьте…»

Милостивые Государи, сердце разрежьте –

Я не скажу ничего,

Чтобы быть таким, как был прежде,

Чтоб душа ходила в штатской одежде

И, раздевшись, танцовала танго.

Я не скажу ничего,

Если вы бросите сердце, прощупав,

На тротуарное зеркало-камень,

Выбреете голову у сегодня-трупа,

А завтра едва-ли зайдет за вами.

Милостивые Государи, в штатском костюме

Заставьте душу ходить на прогулки,

Чтобы целовала в вечернем шуме

Слепое небо в слепом переулке.

Сердца, из-под сардинок пустыя коробки,

Свесьте, отправляясь на бульвары,

Волочить вуаль желаний, втыкать взорныя пробки

В небесный полог дырявый и старый,

В прозвездныя плюньте заплатки.

Хотите-ли, чтоб перед вами

Жонглировали словами?

На том же самом бульваре

В таксомоторе сегодня ваши догадки

Безплатно катаю, Милостивые Государи.

Фабрика

Трубами фабрик из угольной копоти

На моих ресницах грусть чернаго бархата

Взоры из злобы медленно штопает,

В серое небо сердито харкая.

Пьянеющий пар, прорывая двери пропрелыя,

Сжал бело-серые стальные бицепсы.

Ювелиры часы кропотливые делают,

Тысячеговорной фабрики говоры высыпьтесь.

Мигая, сконфузилось у ворот электричество,

Усталостью с серым днем прококетничав.

Целыя сутки аудиенция у ея величества,

Великолепнейшей из великолепных Медичей.

Константин Большаков.

Москва

Павел Широков

«Я – клоун полуночья…»

Я – клоун полуночья…

Смейся! Иль будешь плакать!..

Тени кругом – точь-в-точь я.

На улице всхлипывает слякоть.

Хорошо, что я порочный,

Но люблю я и смех, и страх…

Смотрите, я – гаер полночный

С поцелуем чувств на губах.

Прохожу мимо вас и вижу

Во взглядах туман тоски, –

Сердце огнем забрыжжет,

Приливая веселье в виски.

Буду бродить я долго,

Буду смеяться и плакать,

В сердце найду осколок.

Брошу его в слякоть.

Буду смешить женщин,

У которых сейчас зевота…

С одною мой путь намечен.

Брякнут железом ворота,

Ключ заскрежещет сердито,

Сдернув раздумий клочья.

Двери до ночи закрыты:

Я – клоун полночья.

Павел Широков.

С.-Петербург.

Борис Лавренев

Истерика Большой Медведицы

Скользкие черти в кровавых очках шныряют в слепых провалах,

Ночь разыграла дурацкую фугу в мажоре на терциях и квартах.

Семеро белых мышей смешных, истеричных и шалых

Звонко прогрызли зубами синий, попорченный молью, бархат.

Кто меня любит, скажите? Сердце духами целованно,

Пляска ночных балерин, вихрь электрических искр,

В диких квадратах углов – перекрестках многоголовно

Воет, прилипнув к стенам небоскребным, игрушечный писк.

Где мы, на груде страстей и гашишных свиваний,

Колются бритыя бороды шатучих бульварных ветвей.

Небо, крутись! Огнеплясней, кокотней, бедламней!

Все мы под знаком истерики белых мышей!

Стиснуть ажурным чулком до хрипения нежное,

девичье горло, Бить фонарным столбом в тупость старых поношенных морд –

Все, что было вчера больным – сегодня нормально и здорово,

Целую твой хвост, маленький паж мой, чорт.

Драки, скандала, ножей, пунша из жил готтентотов,

Теплаго, прянаго пунша – утолить звездный садизм…

Женщина-истерика в колье из маринованных шпротов

Встала над миром, обнажив живот-силлогизм.

Боевая тревога

Из цикла «Дредноутовыя поэзы».

Мы автоматы-куклы на колоссальном дредноуте,

Громадной стальной коробке.

Души к мистериям грома, друзья, приготовьте,

В реве огней не будьте робки.

Кто душу свою в безопасность сегодня спрячет,

Того назовем мы трусом.

Дьявол игриво посвистывает в сплетеньях мачт.

Упиваясь садическим вкусом.

Он знает, что все мы – обреченные ему пленники.

Ну что-ж! Посмеемся над ним без страха.

С алым шелестом развевается на брам-стеньге

Красный лоскут боевого флага.

По башням, по палубам! Сигнал к бою подан нам

Тра-та-та-та! Запрячем тревогу внутрь.

Смело на встречу врагу на гиганте быстроходном,

Разламывая морской перламутр.