это не должно нас особенно удивлять. Идя по следу, я вышел к церкви в Варенжевиле и к старинному кладбищу на вершине скалы, нависшей над морем. Настоящая пропасть, до поверхности моря более ста метров. И острые камни внизу. Я думаю, через день-два прилив выбросит тело на берег.

– Как все просто получается.

– Да, несложно, во всяком случае, для меня. Люпен мертв, его сообщники, узнав об этом, чтобы отомстить, как говорилось в записке, убивают мадемуазель де Сен-Веран, – все это неопровержимые факты, даже не нуждающиеся в проверке. Остается узнать, где же Люпен.

– Люпен?

– Да, что с ним стало? Весьма вероятно, что сообщники вместе с мадемуазель де Сен-Веран вынесли также и его труп, однако доказательств этому у нас нет. Как нет доказательств его пребывания в руинах, его жизни или смерти. Вот главная загадка, дорогой Ботреле. Убийство мадемуазель де Сен-Веран – это еще не развязка. Напротив, дело усложняется. Что происходило все эти два месяца в Амбрюмези? И если мы эту загадку не разгадаем, придут другие, а нам с вами придется отступить на второй план.

– А когда они приедут, эти другие?

– В среду… может, даже во вторник.

Ботреле провел в уме некоторые подсчеты и объявил:

– Господин следователь, сегодня суббота. В понедельник вечером я уже должен быть в лицее. Так что, если вы придете сюда в понедельник утром, часам к десяти, я, надеюсь, смогу дать вам ключ к разгадке.

– Правда, господин Ботреле? Вы так думаете? Вы уверены?

– Во всяком случае, надеюсь.

– А что же вы теперь будете делать?

– Посмотрю, подойдут ли факты к главной мысли, которую я уже начинаю различать.

– А если не подойдут?

– Ну, в таком случае, господин следователь, – воскликнул Ботреле со смехом, – им же хуже, найдем другие, что будут покладистей. Итак, до понедельника?

– До понедельника.

Вскоре господин Фийель уже ехал в направлении Дьепа, тогда как Изидор, одолжив у графа де Жевра велосипед, катил в сторону Йервиля и Кодебека-ан-Ко.

Была во всем этом одна деталь, которую молодой человек хотел во что бы то ни стало для себя уточнить, выявить единственное слабое место врага. Четыре картины Рубенса – не иголка. Где-то они должны были находиться. И если пока невозможно их найти, то надо хотя бы попытаться установить, каким же путем они исчезли.

Гипотеза Ботреле заключалась в следующем: картины увезли на автомобиле, однако еще до въезда в Кодебек их перегрузили в другую машину, которую также переправили затем через Сену, но в другом месте, выше или ниже Кодебека. Вверх по течению первый паром курсировал в Кильбефе, но там всегда многолюдно, а значит, и опасно. Вниз по течению находилось Ла-Майерэ, большое, отдельно стоящее селение практически без всякой связи с внешним миром.

Уже к полуночи Изидор преодолел восемнадцать лье, отделяющих его от Ла-Майерэ. Он постучался в трактир на берегу реки, переночевал там, а утром стал расспрашивать матросов с парома. Подняли судовые журналы. Но в четверг 23 апреля не был зарегистрирован ни один автомобиль.

– А может, конный экипаж? – настаивал Ботреле. – Телега? Фургон?

– Ничего подобного.

Все утро Изидор провел в расспросах. И уже собирался отправиться к Кильбеф, когда официант в трактире, где он ночевал, сообщил ему:

– В то утро я как раз возвращался из двухнедельного отпуска и видел телегу, но не на пароме.

– Не на пароме?

– Нет. Ее разгрузили в такую плоскую лодку, они называют ее баржа, что стояла на якоре у пристани.

– А что это была за телега?

– Ее-то я сразу узнал. Она дядюшки Ватинеля, извозчика.

– А где он живет?

– На хуторе Лувто.

Ботреле развернул свою штабную карту. Хутор Лувто стоял как раз на перекрестке большой дороги от Ивто до Кодебека и узкой извилистой проселочной, что вилась по лесу до самого Ла-Майерэ!

Лишь к шести вечера в одной из пивных обнаружил Изидор дядюшку Ватинеля, старого хитрована-нормандца, из тех, кто всегда настороже, чураются чужаков, однако не в силах устоять перед золотой монетой и парой стаканчиков.

– Ну да, месье, эти в автомобиле сказали мне быть к пяти у перекрестка. Погрузили ко мне четыре таких вот здоровенных штуковины. А один поехал со мной. Мы повезли их к барже.

– Вы говорите так, будто знаете их.

– Еще бы не знать! В шестой раз уж на них работаю.

Изидор так и подскочил.

– Шестой раз, вы сказали? А с какого времени?

– Да, черт возьми, каждый день до этого возил. Но тогда другие штуки были. Большие камни, что ли… и поменьше, длинные такие, они еще их заворачивали и несли, как реликвии какие. Ох! И не тронь их!.. Да что это с вами? Побледнели как…

– Ничего. Это от жары…

Пошатываясь, Изидор вышел на улицу. Радость неожиданного открытия буквально оглушила его.

Успокоившись, он поехал обратно, переночевал в селении Варенжевиль, наутро часок побеседовал в мэрии с учителем и вернулся в замок. Там его ожидало письмо. На конверте надпись: «Просьба передать через господина графа де Жевра». Он распечатал:

«Второе предупреждение. Молчи. А то…»

– Придется, – прошептал он, – принять кое-какие меры предосторожности в целях моей безопасности, а не то, как они выражаются…

Было девять утра, он прошелся вдоль развалин и прилег у аркады, прикрыв глаза.

– Ну что, молодой человек, довольны вы своей вылазкой?

Господин Фийель появился в точно назначенный час.

– Просто в восторге, господин следователь.

– Это означает?..

– Это означает, что я готов сдержать свое обещание, несмотря на это вот письмо, которое отнюдь меня не воодушевляет.

Он протянул письмо господину Фийелю.

– Ба! – воскликнул тот. – Надеюсь, эти глупые истории не помешают вам…

– Сказать все, что знаю? Нет, господин следователь. Я обещал – и сдержу слово. Через десять минут вам будет известна… часть правды.

– Часть?

– Да, по-моему, место, где скрывался Люпен, – это лишь часть проблемы. А в остальном – посмотрим.

– Господин Ботреле, с вами я уже ничему не удивляюсь. Но как вам удалось раскопать?..

– О, это было совсем несложно. В письме господина Харлингтона к господину Этьену Водрею, то есть к Люпену…

– В перехваченном письме?

– Именно. В нем была одна фраза, которая сразу же меня заинтриговала: «Вместе с картинами отправляйте все остальное, хотя я сильно сомневаюсь, что Вам удастся получить что-либо еще».

– Да, да, припоминаю.

– Что это было за остальное? Произведения искусства, редкая вещица? В замке наибольшую ценность представляли лишь гобелены и полотна Рубенса. Драгоценности? Их мало, да и они довольно посредственные. Что же тогда? С другой стороны, можно ли было предполагать, что такому необычайно ловкому вору, как