«Ладненько», – прошептал Гордей и, осторожно переступая, двинулся по деревянной переправе.

Бревно было старое, но на вид крепкое и давно заклинилось между другими упавшими деревьями на том берегу. Да и пройти-то необходимо было всего пару-тройку саженей. Он сделал первый шаг, качнулся, проверяя прочность мостика, почувствовал, что все в норме, сделал второй шаг. Внимательно смотря, куда ставить ноги, он достиг середины. Внизу текла темная октябрьская водица. Всплеснула крупная рыба – возможно, щука ретировалась, заметив над собой тень человека, или судак жировал перед зимними холодами, наедаясь до отвала мальком.

Заметив сильный всплеск на воде, Гордейка остановился. Он проводил взглядом мелькнувший у поверхности пятнистый хвост рыбины и поднял глаза. Что-то почудилось – какое-то движение на бережке. Парень пошарил глазами и вздрогнул – за вторым рядом деревьев, сразу за уродливой сгоревшей сосной кто-то стоял.

Гордей пригляделся и вздрогнул – там в пол-оборота к нему стояла страшная темная женщина с распущенными волосами. Она скосила на него глаза и неотрывно смотрела ему в лоб. Женщина шевелила губами, казалось, что ее лицо искажалось и омрачалось тенью.

А ведьма не просто шевелила губами, она колдовала со всей своей новой силы. Ягодка прихватила с собой перекаленную соль и теперь нашептывала на нее заклинание «Лед, встань»: «Мороз мощеный! Клещи есень вечинную. Затяни воду стклом, облазни холод на нашск край. Пробери ворожбита до пискал его влепких!»

С неба зарядил дождик. В эту пору такая погода не редкость, но вот уже стали пролетать белые мухи, и усилившийся ветер принес большой заряд снега. Гордейка запаниковал – идти вперед, к ведьме, не хотелось.

Он узнал ее! Это же Ягодка! Но почему она такая страшная и где ее преследователи? Что она сделала с Желаном и дружками?

Отчетливо и резко похолодало. Гордейка недоуменно крутил головой. Прямо на глазах мокрые от дождя ветви деревьев и кустов приобретали блеск и белели – покрывались коркой льда и не тающими снежинками.

Гордейка пятился, но шершавое бревно превратилось в скользкое препятствие. Парню уже некогда было думать о причинах обрушившейся стужи. Пальцы рук замерзли и не слушались. Он дышал в посиневшие ладони, пытаясь согреться, но накрывшая омут и переправу январская стужа не отпускала своей колючей хватки и продолжала усиливаться. Обледеневшее бревно превратилось в настоящую ловушку.

Гордейка оглянулся и задохнулся от ужаса: Ягодка сковала его мятущийся взгляд своей стальной волей.

Нога соскользнула и, чертыхнувшись, парень полетел вниз. У Гордейки мелькнула мысль, что падать не высоко, да и до деревни не далеко. Пусть и мокрый, но он добежит до отчего дома. Лишь бы только не видеть страшный взгляд ведьмы – в том, что ее козни, парень уже не сомневался.

Пробив спиной тонкую корку льда под коварным бревном, парень ушел с головой в вязкую от мороза воду и чуть не задохнулся в тисках студеной водицы. Легкие свело судорогой, холод обжигал затылок и глаза.

Мелкая лесная речка в этом месте оказалась глубокой – по крайней мере, до дна барахтающийся Гордей пока еще не достал. Но на этом неприятности не закончились. Течение воды замерло, и омут сковала корка льда. С каждым мгновением ледяная толща нарастала.

Гордейка наконец-то сориентировался, где верх, а где низ. Нащупав твердое песчаное дно, сильно оттолкнулся от него обеими ногами, пытаясь вынырнуть, но неожиданно ударился рыжим затылком о твердыню совершенно прозрачного, но непреодолимого препятствия. Стылыми, широко распахнутыми от жути глазами он смотрел на свет, и царапал ногтями неподатливый лед, срывая их до крови.

Злая Ягода все видела. Ее белоснежные от изморози волосы всколыхнулись. Хлопнув длинными заснеженными ресницами, она спокойно выдохнула пар изо рта:

– И с этим покончено.

Ведьма захохотала и понеслась сквозь лесные завалы, туда, в чащу, в сгущающиеся ранние сумерки поздней осени. Она ловко обходила причудливые коряги и скрюченные корни. Ягода стремилась к древнему капищу Чернобога, к заклан-камню и бессмертию.

Теперь она здесь хозяйка, она владычица, и бойся всяк заходящий в глубину Молохова урочища.

Обойдя бурелом и снова оказавшись в теплой прелой осени, ведьма остановилась, как вкопанная.

– Желан, – зло прошептала она, вспомнив о лежащем в беспамятстве парне.

Ягодка стояла в нерешительности совсем недолго. Ведь горе-жених был в ее полной власти, но впереди ее ждал ритуал жертвоприношения, и ведунья решила не возвращаться. Намного важнее выполнить договор с Чернобогом, чем упиваться убийством беспомощного человека.

«Нет, – спокойно сказала себе Ягода. – Месть нужно потомить, подержать на медленном огне и потом насладиться по крупинке, по ложечке. Желан подождет, и я подожду».

Ведьма достигла замшелых камней дороги Чернобога и перешла на быстрый шаг. Заросшая дорога петляла, как переливчатый голосок певуньи Преславы.

Ягода изредка оглядывалась, водила носом, убеждаясь, что погони больше нет, и, мерзко хихикнув, стремилась дальше к заветной цели – вечной жизни. О том, что ей придется собственноручно убить ни в чем не повинную девушку, ведьма уже и не вспоминала.

Бессмертие, могущество и власть над всем сущим! Какая тут может быть Преслава? Если потребуется, она убьет тысячу Преслав и Желанов, пусть только этого пожелает владыка – Чернобог!

Выпустив из легких последний воздух, Гордейка перестал брыкаться и беспомощно пошел на дно. Он тянул руки к свету и понимал – сейчас утонет, умрет. Навсегда.

Но случилось чудо.

По-прежнему теплая водица из верховьев речки напирала на хладные воды омута, и вдруг упругая толща сдвинулась. Внезапно появившееся течение потянуло его к вновь образовавшейся стремнине – подхватило и понесло.

Гордейка держался изо всех сил. В ушах стучала кровь надрывающегося сердца. В тот самый миг, когда парень уже готов был смириться и вдохнуть постылую воду, его вынесло на мелководье. Парень судорожно вдохнул теплого, как ему показалось, воздуха и, перевернувшись на живот, выполз на покатые камушки переката.

Здесь зимой и не пахло, но Гордея бил озноб и ослепляла накатившая боль. Он сидел на мокром песке и смотрел на свои изувеченные пальцы. Кровь стекала розовыми разводами и струйками.

– А-а-а! – наконец-то заголосил парень.

– А-а-а, – ответило чужим голосом эхо заснувшего и такого жуткого леса.

Гордейка вздрогнул, вспомнив о взгляде ведьмы, и опасливо пригнулся, озираясь по сторонам белыми, как коровье молоко, глазищами. «Бежать! Бежать! В деревню! Надобно быстро! До дому – к тятьке с мамкой!»

Парень с трудом поднялся на трясущиеся ноги, несколько раз поскользнулся, обернувшись, посмотрел на ослепительное заснеженное пятно посреди желто-красно-зеленого увядающего осеннего мира.

Над рекой поднимался туман и плотной плетью, сгущаясь и стелясь, тянулся к несостоявшемуся утопленнику.