Он тяжело дышал – сказывалось наличие лишнего веса, так же как и переход из жары машинного отделения на морозный воздух.

– Итак, чиф, что вы можете для нас сделать?

Круглое и жизнерадостное лицо Кильгорна сморщилось – так он изображал мыслительный процесс. Впрочем, ответил он довольно быстро:

– Шестнадцать, максимум семнадцать узлов. Полагаю, это все. Старушка и так ведет себя лучше, чем можно было ожидать.

Удача. Пиратское счастье. Везение «Атлантиса». Последовал двойной звонок машинного телеграфа, и, к нашему немалому удивлению, мачты и трубы незнакомых судов начали медленно удаляться, а потом и вовсе скрылись за линией горизонта. А «Атлантис», никем не преследуемый, продолжил путь на север.

Счастливый случай. Напряжение начало спадать. Пфайлстикер, пытающийся читать «Покорение галлов», неожиданно почувствовал, что печатное слово утратило над ним свою волшебную власть. Мысленно он постоянно возвращался к событиям последнего часа, оказавшим на него необыкновенно возбуждающее действие. Всегда считавший себя лишенным всяческих эмоций, Пфайлстикер вдруг понял, что в его душе, надежно упрятанной под внешней оболочкой сухости и напускного спокойствия, живет романтик.

Счастливый случай? Каш полагал, что так оно и было, если, конечно, это были военные корабли англичан. А если вспомогательные крейсера? При мысли о вызове на бой противника, равного по силе, неизменно невозмутимый и убийственно логичный Каш уступал место Кашу – пламенному борцу.

Что ж, думал Рогге, снова и снова перебирая в уме события последнего часа, опасность была близко, но ее удалось благополучно избежать. Задача «Атлантиса» заключается в том, чтобы миновать блокадные заслоны, а не ввязываться в бой, который, даже если закончится победой, приведет к скорому возмездию или преждевременному возвращению домой.

Нам, скорее всего, повезло, потому что хотя мы и предполагали, что встреча с неизвестными судами не сулит нам ничего хорошего, но все же не догадывались о степени опасности, которой избежали.

За несколько дней до начала немецкой оккупации британское правительство решило вынудить норвежцев согласиться с требованиями, касающимися судов-рудовозов, отправив мощные военно-морские силы для минирования канала, расположенного между материковой частью Норвегии и островами и используемого судами, занятыми в торговле с Германией. Мы заметили краешек этого соединения военных кораблей, состоящего из линкора и шестнадцати эсминцев. Это далеко не пустяк!

Справа по борту остался одинокий остров Ян-Майен. Вскоре к нам снова присоединилась подводная лодка U-37.

Теперь мы оказались в зоне низкого атмосферного давления. Ветра не было, и на протяжении короткого северного дня яркое солнце заставляло поверхность моря сверкать, словно зеркало. Безбрежность окружающего нас океана еще более подчеркивалась полной неподвижностью водной глади. Везде царило абсолютное безмолвие, которое не тревожили даже крики птиц. Единственными нарушителями спокойствия были мы – «Атлантис» и подлодка U-37, которая следовала за нами, взбивая воду в облака молочно-белой пены.

В те дни я записал в своем дневнике: «Отправили на U-37 свежие булочки, немного поболтали. Амбиции Хартмана, касающиеся потопления судов, типичны для подводника. Интересно, если бы „Атлантис“ был потоплен какой-нибудь британской субмариной, как бы доблестные подводники поступили с оставшимся после него странным мусором – веселые летние платья, детские коляски».

Должно быть, результаты ловкости и изобретательности нашего ума на холодной морской поверхности явились бы впечатляющим зрелищем. А уж британцев они уж точно привели бы в полное недоумение. Ведь вместе с колясками – Рогге так и не сказал нам, зачем они нужны, – среди обломков плавал бы военно-морской флаг, а также флаги с норвежским крестом, серпом и молотом и восходящим солнцем.

Итак, наше путешествие продолжалось. Дни становились короче, а ночи длиннее. Когда же северное сияние воспламенило небеса, ни один из членов команды не смог остаться равнодушным к этому волшебному зрелищу. Теперь корабль стал для нас землей, а все окружающее стало казаться странным и далеким, словно звезды.

Мы преодолели два препятствия из трех: минное поле и Горло остались позади. Оставалось еще одно, последнее – Датский пролив.

Чтобы снизить шанс нежелательной встречи, Рогге выбрал для «Атлантиса» самый северный из всех возможных маршрутов, планируя держаться как можно ближе к гренландским паковым льдам и, несмотря на определенные навигационные трудности, оставаться на максимально возможном расстоянии от берегов Исландии. Люди пребывали в состоянии повышенной готовности. Половина команды постоянно находилась на своих местах по боевому расписанию. Офицеры, и уж тем более Рогге, тоже не имели возможности отдохнуть.

Напряжение еще больше усилилось, когда до нас стали доходить новости из внешнего мира.

В моем дневнике 8 апреля записано: «Вокруг норвежского вопроса воцарилось какое-то странное спокойствие. Я бы сказал, подозрительное спокойствие».

9 апреля: «Мы вошли первыми».

Я услышал о вторжении в Норвегию по Би-би-си – ко мне, как помощнику Рогге, разумеется, не относилось правило о том, что за прослушивание вражеских радиостанций можно поплатиться головой. Коммюнике немецкого Верховного командования последовало намного позже и было передано по судовой трансляции. Что мы почувствовали, услышав об этом историческом событии? Буду откровенен. Все мы испытали большое облегчение, потому что сумели вовремя ускользнуть и не оказались между двумя противоборствующими силами. Правда, радость несколько умеряли вполне обоснованные опасения активизации британских операций в Северной Атлантике, а также понимание того, что наши шансы на возвращение, если, конечно, вообще удастся вырваться, представляются не слишком реальными.

Старшина-рулевой Пигорс высказался так:

– Нам, конечно, будет нелегко, но им все равно хуже.

Мне оставалось только кивнуть. Конечно, «Атлантису» будет несладко, но, как выразился ветеран парусного флота, подводникам будет хуже, для них начнется настоящий ад.

Барометр падал. Волны становились все выше и выше, и спустя десять минут на нас в полную силу обрушился завывающий на все лады арктический шторм – его я не забуду до конца своих дней.

Только что все было спокойно, но уже в следующий момент на нас обрушилась стихия, наверное подгоняемая всеми силами ада. Гигантские водяные волны обрушивались на судно, заставляя его содрогаться в агонии и стирая краски с лиц людей. Вокруг «Атлантиса» творилось нечто невообразимое. Первозданная дикость, яростное буйство швыряло корабль, словно крошечную скорлупку, стремясь разнести его на части, изломать мачты, трубу и надстройку, развеять по ветру такелаж. Мы не слышали даже собственных голосов, ничего, кроме грохота волн и воя ветра, все остальные звуки в мире перестали существовать.

Вода вливалась сквозь щели орудийных люков, намерзала на орудиях, вынуждая усталых и измученных людей счищать лед с орудийных замков и прицелов, только для того, чтобы уже через несколько минут снова вернуться к той же работе, поскольку белая масса восстанавливалась с поразительной быстротой. Термометры показывали семнадцать градусов ниже нуля. Наши желудки были пустыми, ноги стали ватными и немели от усталости, головы гудели, а летящие с моря тучи брызг и льдинок хлестали по щекам, липли к ресницам, и тяжелые веки сами закрывались.