– …если у него есть жена? – подхватила Астра, смеясь. – Типично мужская логика.

– Я не то хотел сказать, – смешался Матвей. – Профессора не так богаты, чтобы держать прислугу.

– Домработнице платит его сын, Леонтий. Когда умерла Глаша, он нанял эту женщину вести хозяйство отца. После его женитьбы на Раисе прислугу не уволили не столько из жалости, сколько из соображений безопасности. Леонтий не обеднеет, а дочери и сыну так спокойнее, – отец все-таки находится под присмотром. Они не доверяют молодой мачехе.

– На мачеху все же не помешало бы взглянуть. Нельзя ли как-нибудь хитро с ней познакомиться?

– Я думаю над этим. Есть варианты… Нелли сказала, что профессор дает консультации по культуре древней Вавилонии, платные, разумеется. Прикинусь богатой бездельницей, любительницей экзотических штучек наподобие «исторического ландшафта».

– Чего-чего?

– «Исторического ландшафта»! – с улыбкой повторила Астра. – Термин я сама придумала. Заявлю, например, что мечтаю соорудить возле загородного дома арку в виде «ворот Иштар» или что-нибудь в этом роде…

Еще несколько свеч потухли и задымили. Матвей встал, распахнул форточку. По спине побежали мурашки…

– Слушай, убери-ка ты его!

– Кого?

– Зеркало. Оно будто в спину смотрит…

– Что за выдумки? – захихикала она. – Как зеркало может смотреть?

– Ну, не зеркало… а то, что в нем… или та… – Он запутался, рассердился и в сердцах накинул на зеркальную поверхность кусок бархата. – Так гораздо лучше. Без соглядатаев…

– Ага! А кто надо мной потешался? Кто говорил, что у меня «не все дома»?

– Каюсь, был не прав. Ладно, что там насчет арки в виде…

– …Ворот Иштар. Я тут порылась в сети, прочитала интересные вещи. Прежде чем идти к профессору, надо быть подкованной. По свидетельству Геродота, Вавилон потрясал воображение чужеземцев своей красотой и роскошью. Его жемчужинами были ворота Иштар, висячие сады и зиккурат Этеменанки. Зиккурат – это храмовая башня, выстроенная ступенчатыми террасами. Оказалось, Вавилон – вовсе не «библейская легенда», а реально существовавший город. При раскопках археологи обнаружили и остатки ворот Иштар, от которых брала начало дорога Процессий, и основание разрушенного зиккурата, и фрагменты садов. Ворота Иштар были реконструированы в натуральную величину и находятся в берлинском музее. Зрелище впечатляющее! Почему бы мне не построить нечто подобное у себя в Подмосковье? Не таких внушительных размеров, конечно, просто миниатюрную копию. И хвалиться перед гостями!

Карелин с сомнением покачал головой:

– Ты уверена, что ученый согласится беседовать о вавилонской культуре с какой-то претенциозной выскочкой?

– Во-первых, я не собираюсь играть роль выскочки. Напротив, изображу скромность и смирение. Во-вторых, Ракитину нужны деньги. У него молодая жена, если ты помнишь. Я упрошу его встретиться! Наверняка он пригласит меня к себе домой, а там познакомит с супругой. Он воспитанный, интеллигентный человек. А дальше все будет зависеть от меня, сумею я найти общий язык с Раисой или нет.

– Попробуй, – без энтузиазма кивнул Матвей. – Чем черт не шутит?

Они сидели в гостиной ее квартиры на Ботанической улице. Шторы на окнах были раздвинуты. Внизу раскинулся засыпанный снегом сад, розовый от полуденного солнца, чуть дальше виднелись крыши выставочного центра. Расставленные по всей комнате свечи оплыли, уменьшились наполовину. Пахло горячим парафином и дымом.

Астра вдруг просияла, будто ее посетило озарение.

– Вот тебе и Мандрагоровая Дама! – воскликнула она. – Богиня Иштар олицетворяет планету Венеру, а Венера – это Афродита у греков.

Матвей состроил ироническую мину.

– Должен признать, в семье Ракитиных с женщинами творится что-то странное. Одни умирают, другие боятся насильственной смерти, третьи… – он запнулся. – Забыл спросить. Как Нелли заметила пропажу браслета?

– Ей захотелось надеть его на корпоративную вечеринку, но браслет исчез.

– Из квартиры?

– Она хранила его в ящичке секретера, вместе с остальными драгоценностями, которых у нее немного.

– Тогда найти вора проще простого! Установить, кто побывал у нее дома за это время, и…

– Дело в том, что Нелли не может точно вспомнить, положила ли она браслет в ящичек. Возможно, она обронила его в прошлый раз. В любом случае потеря дареного украшения повергла ее в шок…

Раиса играла один из своих любимых ноктюрнов Шопена. Она увлеклась и не слышала, как кто-то вошел в квартиру. Рояль у Ракитиных был не из самых лучших, но звучал приятно. Две клавиши в басах западали, – надо бы вызвать настройщика. Зато верха отзывались на прикосновения пальцев прозрачно и звонко…

Над инструментом висел портрет первой жены Никодима Петровича – Лидии, матери его детей. Жутковатый портрет. Раиса старалась не смотреть на него. Лидия там была изображена вполоборота, одежду ей заменяли длинные распущенные волнистые волосы. Красавица, ничего не скажешь. Только отчего-то мороз шел по коже от ее взгляда из-под ресниц…

Раиса не осмелилась попросить мужа снять портрет. Она знала, что ее предшественница Глафира беспрекословно терпела присутствие «соперницы». Чем же Раиса хуже? Да и детей обижать не хотелось. Хотя какие они дети? Мачеха против них сама ребенок.

«Неля и Леон очень привязаны к матери, – объяснила новой хозяйке домработница. – Им будет больно, если вы уберете портрет со стены. Мы все к нему привыкли!»

Раиса тоже старалась привыкнуть, но не получалось. Лидия явно невзлюбила ее: это ощущение преследовало молодую жену профессора во сне и наяву.

«Бедная Лидушка, – говаривал муж. – Небось и косточки ее истлели, а она все как будто с нами!»

«Да уж, – думала Раиса. – От ее всевидящего ока ничего не укроется!»

После таких мыслей она корила себя за ревность к покойной, стыдила за злость, которую невольно вызывал у нее портрет. Словно Лидия здесь всем распоряжается, она по-прежнему хозяйка дома, а Раиса так – живет в блуде с чужим мужем.

«Глаша – царствие ей небесное! – испытывала к Лидушке истинное почтение, – признавался профессор. – Детей наших воспитала, как родных. Заботилась о них, пестовала, а они ее матерью ни разу не назвали».

Раиса от Нелли и Леонтия такого обращения и не ждала. Смешно даже, чтобы они называли ее «мамой». Глупо! Дети у профессора выросли амбициозные и высокомерные, самовлюбленные донельзя.

«Я несправедлива к ним, – убеждала себя мачеха. – Просто они напоминают Нико о Лидии, а заодно и мне. Я постоянно читаю на их лицах осуждение, а в глазах – брезгливое недоумение. Как такая молодая женщина вышла замуж за их отца? Наверняка из меркантильных соображений. Они, должно быть, презирают меня!»