Звуки ноктюрна будили в душе печаль, сожаление о безвозвратно ушедшей любви, о том счастье, которое никогда не вернется…

«Лидия была для Нико таким счастьем, – думала Раиса. – Ни Глаша, ни я не смогли дать ему и малой толики того, что давала она. Достаточно взглянуть на ее портрет, чтобы понять это…»

Что-то в картине пугало Раису. Она списывала свой страх на суеверия. Ведь Лидия давно мертва, а портрет как будто продлевает ее земное существование, позволяет ее душе витать поблизости…

– Какая ерунда! – прошептала Раиса. – Я нарочно драматизирую ситуацию, чтобы казаться себе ущербной и незаслуженно обиженной. Дети Нико и Лидии вовсе не обязаны меня любить… Я невольно заняла место их матери и в сердце отца, и в квартире, и…

«Стоп! – остановила она себя. – Верю ли я в то, что говорю? Способен ли Нико любить кого-нибудь, кроме Лидии?»

Поток мыслей захлестнул ее, ноктюрн захлебнулся. Она сбилась и убрала руки с клавиатуры. Рояль замолчал. В гостиной затихали обертоны…

Раиса вспоминала, как профессор сделал ей предложение, волнуясь и пряча это волнение за сухостью слов и напряженной улыбкой. Она заметила, как мелко дрожат его руки с аккуратными, ухоженными ногтями, как подергивается уголок рта, и… растаяла. Заслуженный, уважаемый человек зовет ее замуж, предлагает расписаться и переехать к нему – не банально переспать, а стать законной супругой, со всеми правами и, разумеется, обязанностями…

«Я не удивлюсь, если вы мне откажете! Я готов ко всему. К негодованию с вашей стороны, к резкой отповеди, к прекращению знакомства, наконец… Мой возраст в сравнении с вашим не позволяет мне надеяться…»

Он говорил, а она слушала и смотрела на него другим взглядом – не тем, что прежде, робким и восхищенным, а нежным и понимающим, по-женски жалостливым. Она увидела то, на что раньше не обращала внимания, – пробивающуюся сквозь краску седину волос и бороды, зубные коронки, дряблую кожу щек, морщины на лбу и вокруг глаз, выступающий под пиджаком живот… Профессор, оказывается, подкрашивает волосы, желая казаться моложе! Его бородка поредела, зато скрывает обвисший подбородок. Безукоризненный костюм сшит на заказ, чтобы замаскировать недостатки фигуры. Возраст взял свое, но не испортил благородства осанки, черт лица и, главное, не погасил огня в душе. Этот человек сумел увлечь Раису своими идеями, с ним она забывала о собственных невзгодах и неудачах, о своей неприкаянности и полной неопределенности впереди. Одинокая жизнь в Москве теперь, после окончания консерватории и трех лет мытарств по съемным квартирам, нищеты, которую не могли побороть временные заработки, не сулила ей ничего доброго. О сольной карьере нечего и мечтать! Яркого, неповторимого таланта у нее не было, дар божий приходилось компенсировать упорным трудом и усидчивостью. Максимум, на что она может рассчитывать, – частные уроки и концертмейстерство. Не идти же тапершей[4]в ресторан? Музыка, которая призвана наполнять сердце радостью и дарить наслаждение, обернулась для Раисы годами тяжелой учебы и в результате не давала достаточных средств к существованию. Она старалась не думать о будущем, и тут судьба преподнесла ей встречу с Никодимом Петровичем.

«Могла ли я отказаться от брака с ним? – спрашивала она себя. – Могла… но не отказалась. Решила, что уважение и симпатия заменят мне супружескую любовь. Я слишком много читала книг о любви и прониклась несбыточными надеждами. Они обманули меня. Правда в том, что… Нико тоже не любит меня. Порой он относится ко мне, как к дочери, – ласково и снисходительно. Порой – как к сиделке, особенно когда болеет. Днем я для него заботливая нянька, а ночью он видит во мне любовницу, а не возлюбленную…»

Первую брачную ночь с мужем Раиса не могла вспоминать без жгучего стыда. Ей пришлось раздеться, причем при свете… Горел ночник, но и этого оказалось достаточно, чтобы ей захотелось провалиться сквозь землю. Она впервые увидела Ракитина обнаженным. Он не испытывал ни малейшей неловкости в отличие от нее. Его сексуальный пыл удивил новобрачную. Вероятно, он поддерживал форму при помощи препаратов, усиливающих потенцию. «Расслабься, – требовательно повторял он. – Не сжимай губы… я хочу целовать тебя… меня это возбуждает. Я уже не так молод, чтобы тратить силы понапрасну…»

Он легко преодолел ее смущение и даже, казалось, испытал особую сладость от ее скромности. «Слава богу, ты не распущена, как нынешние барышни, – шептал он, обдавая ее запахом туалетной воды и мяты. – Это приятно. Но в постели сдержанность только мешает. Я твой муж, и ты можешь позволить себе осуществить заветные желания…»

Раиса молчала, шокированная и его бесцеремонными действиями, и его словами. Она подчинялась, не считая себя вправе возражать и оказывать какое-либо сопротивление. Ведь она добровольно согласилась стать женой этого немолодого и, в сущности, незнакомого ей мужчины. Брак предполагает супружеские обязанности, против которых протестовать бессмысленно.

После недолгих бурных ласк, которые она вытерпела, внутренне сжавшись, мучительно краснея и глядя в потолок, супруг, утомленный исполнением долга, уснул. Его всхрапывание и по-хозяйски заброшенная на ее грудь рука, густо покрытая волосами, вызвали у нее приступ отвращения. К горлу подкатила тошнота, но она не посмела даже пошевелиться. Она подавила в себе стон и слезы отчаяния и постаралась принять свою участь, как должное.

«А чего ты ожидала? – думала она, лежа без сна на смятых подушках. – Платонических отношений? Отцовско-дочерней любви? Чисто дружеского расположения? Разве тебе с самого начала не было ясно, что Никодима Петровича соблазнило именно твое молодое тело, а не какие-либо другие качества. Твое восхищение, твой интерес к нему как к собеседнику он принял за влюбленность и поддался заблуждению. К тому же ты играешь на рояле, как его обожаемая Лидия. Будь благодарна хотя бы за то, что он женился на тебе, а не начал домогаться в обмен на материальную поддержку и протеже…»

Измотанную запоздалым раскаянием, ее сморило, и она погрузилась в тревожное забытье. Утром профессор, который привык вставать рано и садиться за работу в своем кабинете, не стал ее будить. Она проснулась в одиночестве от солнца, лившегося из окна, и в ужасе сообразила, где она находится и кто она. Жена господина Ракитина, специалиста по древней культуре Месопотамии, автора многочисленных публикаций и научных книг, выдающегося интеллектуала и галантного мужчины, который к тому же оказался далеко не импотентом, как она втайне надеялась. Ее ночная сорочка, купленная накануне бракосочетания, валялась на полу, а она, голая, с растрепанными волосами, лежит в чужой постели. Хотя… почему же чужой? Это ее постель, ее квартира – ей больше не нужно отдавать последние деньги за жилье и сидеть впроголодь без копейки за душой, без всякой перспективы. Со вчерашнего дня ее фамилия – Ракитина, и она здесь хозяйка, а не гостья. Ей предстоит одеться, привести себя в порядок и отправиться на кухню готовить завтрак. А затем позвать мужа к столу…

«Как я подниму на него глаза? – заливаясь краской, подумала Раиса. – Я не смогу! Это выше моих сил…»