«Умре по христианской должности и покаянии Октября 24 дня Артиллерии Подполковник Лев Александрович Пушкин, коему от роду было 67 лет, и погребен 26 числа в Донском монастыре»[60] — эту запись сделал священник Ф. А. Малиновский в метрической книге церкви Живоначальной Троицы в Троицкой слободе, той самой, в приходе которой жили Пушкины.

Известно, что при погребении Л. А. Пушкина митрополит Московский преосвященный Платон пожелал непременно отслужить обедню — факт весьма и весьма знаменательный. Митрополит Платон (в миру Петр Георгиевич Левшин) — выдающийся деятель Русской православной церкви, проповедник, которого не случайно называли вторым Златоустом, русским Массильоном (этот французский оратор прославился своим красноречием). Проповеди Платона любила слушать Екатерина II — они вызывали восторг и исторгали слезы. Быть может, когда-нибудь надгробное слово, произнесенное митрополитом Платоном при гробе Л. А. Пушкина в церкви Донского монастыря, будет обнаружено. Известно также, что церковный иерарх пожелал похоронить Льва Александровича не на кладбище, а в самой церкви. Там, в приделе преподобного Сергия в Малом соборе Донского монастыря находилась икона Иверской Божией Матери в деревянном киоте, на которой имелась надпись: «Артиллерии подполковника Льва Александровича Пушкина». На надгробном камне было высечено: «Против сей надписи погребено тело артиллерии подполковника Льва Александровича Пушкина, который родился 1723 года февраля 17, тезоименитство его февраля 20, скончался 1790 года октября 25 дня, пополудни в 3 часу; жития его было 67 лет 8 мес. и 8 дней»[61].

Лев Александрович был оплакан теми, кто знал и любил его, близкими и родными, детьми и верною женой. 15 ноября на помин его души в Донской монастырь был внесен вклад:

«Дано вкладу по Болярине Льве Александровиче Пушкине образ Восстания из гроба, на нем риза серебряная со облаками по местам вызолочена, на Спасителе венец серебренной вызолочен, мерою в длину десять вершков, в ширину семи вершков, в киоте деревянном гладком вызолоченном»[62].

И в 1791 году 19 февраля в Донской монастырь также поступил богатый вклад «по болярине Льве Александровиче Пушкине…»[63].

От чего умер отставной артиллерии полковник? Не открылась ли застарелая его болезнь «малум хипохондрианум кум материя» со рвотой, резью в животе, болью в спине и почечуем? Или скончался он от другого недуга, несмотря на неусыпные старания домашнего лекаря? Кто знает… Осиротевшему семейству Пушкиных надо было жить дальше, братьям Пушкиным предстояло как-то определиться: не всё же ходить в недорослях. Итак, было решено: Василий и Сергей должны явиться на действительную военную службу в Петербург.

22 января 1791 года, в среду, «Московские ведомости» сообщали:

«Из Санкт-Петербурга января 14. Сего января в 1 день Ея Императорским Величеством по поднесенному Лейбгвардии от Измайловского полку докладу Всемилостивейшее пожалованы: в Прапорщики из Сержантов… Иван Мальцов… Василий Пушкин, Сергей Пушкин…»[64]

Имя Ивана Акимовича Мальцова, который был моложе Василия Львовича, названное в этом списке пожалованных в первый офицерский чин прапорщика, привлекло наше внимание не случайно — он станет не только сослуживцем московского стихотворца по Измайловскому полку, но и его приятелем, сыграет немаловажную роль в его жизни (о чем нам еще предстоит в дальнейшем рассказать).

Когда сын отправлялся в армию, а тем паче на театр военных действий, отец напутствовал его, давал ему наставления. Так было и в начале, и в конце XVIII века. Так было и в жизни, и в литературе. Известный историк Василий Никитич Татищев, участник Полтавской битвы, автор «Истории Российской», который вместе с братом Иваном в 1704 году начал службу в драгунском полку, вспоминал:

«Родитель мой, отпуская меня с братом на службу, сие нам накрепко наставлял, чтобы мы ни от какого положенного до нас дела не отрицались и ни на что сами не назывались»[65].

Об этом наставлении было известно А. С. Пушкину. В его бумагах находился очерк о В. Н. Татищеве, где было сказано, что в сочинении, в которое это наставление вошло, «помещено много замечаний, которые суть плоды долговременной службы и опытности». Слова отца, запомнившиеся В. Н. Татищеву, отозвались в наставлении батюшки Петруше Гриневу: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду» (VIII, 282).

Лев Николаевич Энгельгардт, ровесник В. Л. Пушкина, офицер Преображенского полка (он вышел в отставку в чине генерал-майора), вспоминал:

«Когда полк получил повеление идти в поход, почтенный мой отец, благословя меня, сказал: „Уверен, что ты не обезчестишь род наш своим недостойным поступком, и лучше я хочу услышать, чтобы ты был убит, нежели бы себя осрамил, а притом приказываю тебе: ни на что не напрашиваться, а что требовать будет долг службы, исполняй ревностно, усердно, точно и храбро“. Тут мы оба прослезились; поцеловав его руку, с восхищением сел я на коня и с полком выступил, делая планы отличиться геройски, и строил воздушные замки»[66].

Увы! Лев Александрович Пушкин не мог напутствовать своих сыновей, поскольку уже покоился в могиле.

Мы не знаем точно день, в который к крыльцу усадебного дома на Божедомке подвезена была дорожная кибитка. На нее уложили поклажу, подголовник с деньгами и документами, погребец с чайным прибором и, как и у Петруши Гринева, «узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства». Братьев благословила в дорогу матушка, проводили сестры. Наверное, не одна слеза была тут пролита. Наконец кибитка поехала по московским улицам, мимо с детства знакомых домов и дворцов, церквей и монастырей. И вот московская застава уже позади.

О чем думал Василий, покидая родной город? Когда Петруша Гринев узнал о том, что предстоит ему отправиться на военную службу, он пришел в восхищение:

«Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого» (VIII, 281).