— Я с ними еще не обошелся, — возразил я. — Если думаете, что я их обману, вы сильно ошибаетесь! Господь велит ко всем относиться с добротой и милосердием, а эльфы и гномы весьма полезные существа для народного хозяйства. С какой стати буду обманывать, если честно вести дела и соблюдать договоры намного выгоднее?

Он уже пришел в себя, допил призрачное вино, наши непотребства растлевают не только эльфов и гномов, даже ангелов, легко поднялся, вышел на середину комнаты.

— Сэр Ричард…

— Сэр Сатана?

Он куртуазно поклонился.

— Я всегда был рад с вами общаться, но теперь просто счастлив, когда вижу вас и разговариваю с вами, сэр Ричард. Это невыразимое наслаждение нырять в такие глубины низости и предательства, что, оказывается, совсем не то, что думаю, и что так принято называть людьми, а… высокая и нужная политика для блага всех людей, процветания, подъема экономики и… чего-то еще? Материального?

— Духовное зиждется на материальном, — буркнул я. — Мало на свете таких, что уйдут в пещеры и на акридах будут размышлять о высоком, а вот если всех накормить-напоить и дать хорошее жилище, то смогут возвыситься мыслью и душой даже те, кто раньше мечтал только о куске хлеба! Я отец народа, сэр Сатана!

Он отступил, поклонился.

— Да, это очень интересный вопрос: можно ли сытому размышлять о высоком? Я больше склоняюсь к вашей интерпретации, что-то не нравится с этим верблюдом, лезущим в игольное ушко… Но поговорим об этом в другой раз, а то к вам идут сейчас ваши помощники, очень взволнованные чем-то…

Я наклонил голову.

— Да-да, с удовольствием. Такое вроде бы нельзя говорить, но я скажу честно, что мне весьма полезно с вами общаться.

Он улыбнулся.

— Делайте в жизни полезное, потом это станет и приятным!

Он исчез, а в следующую минуту за дверью загрохотали сапоги, в комнату влетел сэр Вайтхолд, за ним вдвинулись Клемент Фицджеральд, виконты Рульф и Каспар Волсингейн, а также барон Саммерсет.

— Ваша светлость! — выпалил барон, словно мы не во дворце, а в полевом лагере. — Разведчики донесли, к столице двигаются войска герцога Ярдширского!

Я посмотрел на них холодновато, колеблясь, пора ли напомнить, что мы в королевских покоях, здесь надо бы держаться иначе, или же оставить на более спокойное время.

— И что?

Они уловили холодок в моем голосе, посерьезнели, подтянулись, барон сказал уже собраннее:

— Ваша светлость, они сегодня подойдут к городу.

Я произнес величественно:

— Пусть подходят. Мы ведь готовимся, не так ли?

— Да, — сказал барон за всех, они только смотрели и помалкивали, — но они могут нас просто смять числом.

— Разве? — уточнил я.

Сэр Вайтхолд проговорил обеспокоенно:

— Ваша светлость, но вы же знаете…

Я вздохнул, вышел из-за стола и дружески положил ладонь на плечо барона, с моим ростом этот жест более чем уместен, хотя, конечно, барон старше больше чем вдвое.

— Дорогой друг, — сказал я проникновенно, — могу вас заверить, я действительно знаю. Число их, как бы сказать, чтобы никого не обидеть, весьма… невелико. От всего войска герцога осталась едва десятая часть… остальные пали, о чем я весьма сожалею, смертью храбрых. Сам герцог зело ранен… Правда, потом к нему присоединились еще отряды из местных, но все равно сейчас это всего лишь тень былого грозного войска.

Они застыли, переглянулись, барон Саммерсет опешил и не знал что сказать, только практичный сэр Клемент проговорил настороженным голосом:

— Ваша светлость?

— Вы хотите узнать, — спросил я любезно, — как удалось перебить почти все войско герцога?

Он чуть наклонил голову, не спуская с меня пристального взгляда.

— Да, ваша светлость. Это, как бы, да.

Я сказал мрачно:

— Пришлось оставить в засаде потайной полк.

Они по-прежнему оставались в ступоре, только сэр Клемент проговорил несколько ошалело:

— Простите, ваша светлость… но откуда он взялся?

— Пришлось вызвать, — сообщил я.

Никто не двигался, сэр Клемент смотрел все с тем же непониманием, а глаза становились все круглее.

— Но… откуда? — произнес он замедленно. — Мы собрали в Армландии всех, кто мог драться!

Я сказал печально и торжественно:

— Пришлось потревожить души древних героев.

Все оцепенели, сэр Клемент смолчал, теперь уже сэр Вайтхолд прошептал пугливо:

— Это то… что я думаю?

— Видимо, — ответил я.

— Вы сумели поднять… мертвецов?

Я поморщился.

— Фу, как грубо. Они не мертвецы, а мертвые. Разница большая, разве не чувствуете? Мертвецы — это всего лишь мертвецы, а мертвые…

Он сказал поспешно:

— Да-да, теперь ощущаю… величие, да, величие!

— Вот-вот, — одобрил я, — а то какой-то вы недостаточно чуткий, вам бы стихи писать да искусством заниматься! А если еще точнее, то даже не мертвые, а погибшие в боях за единую и неделимую Армландию, как вы, конечно же, сразу догадались! За кого еще стоит красиво и с высокими словами на устах гибнуть? И когда я обратился к ним с пламенной речью о патриотизме и наших, на которых подло и предательски напали ненаши, в их пустых головах снова вспыхнула воинская ярость и жажда защитить родную Армландию от коварного внешнего врага.

Виконт Рульф сказал потрясенно:

— Сэр Ричард… вы совершили невероятное!

— Знаю, — согласился я скромно. — Я вообще невероятный. И доблестный, и стратегически образованный. Конечно, было трудно решиться потревожить прах героев, павших за родину, но я подумал, что герои, если надо, падут и еще раз, совершенно бесплатно. И еще много раз сложат головы, даже не спрашивая, зачем и за что, ибо сама природа героизма такова, что ей чужды меркантилизм, мелочная подозрительность и выяснение всяких тонкостей, свойственные занудам и демократам.

Он перекрестился, сэр Каспар шептал побелевшими губами молитвы, а у сэра Вайтхолда вид был таков, что сейчас падет на колени и будет разбивать лбом дорогую малахитовую плитку пола.

Сэр Клемент, как самый повидавший всякое и потому до мозга костей прагматичный, проговорил опасливо:

— А стены…

— Что стены?

— Обрушились, — пояснил он тихонько, — тоже не потому, что их червяки источили?

Я кивнул с одобрением.

— Весьма правильно мыслите, сэр Клемент! В верной, так сказать, горизонтали.

— Значит…

Я сказал строго: