Он трясет головой, как будто ему в уши попала вода, но это не вода — эмоции его переполняют, ему нужно дистанцироваться от происшедшего, но поди попробуй! На полу разводы Анниной крови, вот здесь она лежала, скрючившись, а тот тип должен был стоять вон там… Камиль делает несколько шагов в сторону, верзила-полицейский с беспокойством следит за ним взглядом. Неожиданно майор оборачивается, он держит у бедра воображаемую винтовку, верзила кладет руку на переговорное устройство, Камиль делает три шага, по очереди осматривает место, где находился стрелок, выход из галереи и неожиданно, без предупреждения, бежит. На сей раз, никаких сомнений, полицейский берет в руки переговорное устройство, но Камиль резко останавливается, и верзила опускает руку. Озабоченный Камиль, приложив палец к губам, возвращается, поднимает глаза, их взгляды встречаются, они опасливо улыбаются, как будто симпатизируют друг другу, но, к сожалению, говорят на разных языках.

Что могло произойти на самом деле?

Камиль смотрит направо, налево, устремляет взгляд наверх, к своду, разбившемуся от выстрела, потом проходит вперед, вот он уже у выхода, улица Жорж-Фландрен. Камиль не знает, что именно он ищет — знак, деталь, он ждет какого-нибудь щелчка, — его почти фотографическая память на места и людей тасует похожие кадры в различном порядке.

Необъяснимым образом ему начинает казаться, что он идет в ложном направлении. Здесь просто нечего делать.

Он не с того конца подходит к делу.

Тогда он возвращается и снова начинает опрашивать свидетелей. Коллегам, которые сняли первые показания, он говорит, что «желал бы составить впечатление»… Он встречается с владелицей книжного магазина, хочет видеть хозяйку антикварного салона, на улице расспрашивает парикмахершу. Ювелиршу увезли в больницу, что же до ученицы, то она все время налета провела на полу, боясь поднять голову. Это ничтожное существо с как будто стертыми чертами лица вызывает жалость. Камиль отправляет ее домой, спрашивает, не нужно ли ее отвезти, она говорит, что друг ждет «У Брассера», и указывает на другую сторону улицы: на террасе кафе яблоку негде упасть и взгляды всех посетителей прикованы к ним. Идите, берегите себя, говорит Камиль.

Он выслушал свидетельские показания, внимательно рассмотрел снимки.

Это упорное желание убить Анну возникло прежде всего из-за электрического света, из-за ужасающего напряжения во время налета и, кроме того, из-за стечения обстоятельств. Стечения сложных обстоятельств.

И все же откуда такая настойчивость, такая жестокость?..

Судебный следователь звонил, он будет с минуты на минуту. В ожидании его Камиль возвращается в пассаж Монье. Это нападение один к одному напоминает другое, происшедшее в январе прошлого года.

— Они действительно так похожи? — спрашивает Верховен.

— Не отличить, — подтверждает Луи. — Разница только в масштабе. Сегодня одно разбойное ограбление, а в январе их было четыре. Обчистили четыре ювелирных магазина за шесть часов…

У Камиля вырывается вздох восхищения.

— Действовали точно так же, как сегодня. Три человека. Первый заставляет открыть сейфы и сгребает драгоценности, второй прикрывает их с «Mossberg», третий — за рулем.

— И ты говоришь, в январе была одна жертва?

Луи смотрит в свои записи:

— В тот день их первый объект располагался в Четырнадцатом округе. Время: час открытия. Они провернули дело за десять минут, чистейшая работа. Потому что уже в десять тридцать они были в ювелирном магазине на улице Ренн и, уходя, оставили лежать на полу одного продавца, который не поторопился открыть сейф в служебном помещении. Повреждение черепа, четыре дня комы, молодой человек выжил, но не в полной сохранности, он до сих пор бьется с администрацией за признание его частичной нетрудоспособности.

Камиль напряженно слушает. Вот чего Анне чудом удалось избежать. Камиль просто комок нервов, он заставляет себя глубоко дышать, чтобы расслабиться… Как это «стерно… клодио…», да черт с ним.

— Около четырнадцати часов, то есть когда магазин открывается после обеда, — продолжает Луи, — происходит третий налет, уже у «Антикваров Лувра». Работают по накатанной схеме. Минут через десять они покидают магазин, а на тротуаре остается тело одного из покупателей, который, пожалуй, слишком высоко поднял руки… Состояние не такое тяжелое, как у продавца первого магазина, но тем не менее травма признана серьезной.

— Идет по нарастающей, — кивает Камиль, которому не дают покоя собственные мысли.

— И да и нет, — отвечает Луи. — Эти ребята держатся в рамках, они просто делают свое дело так, как считают правильным.

— Денек, однако, удался…

— Вне всякого сомнения.

Даже для хорошо подготовленной, мотивированной и притертой друг к другу команды четыре разбойных ограбления за шесть часов — куш очень серьезный. Но усталость неминуемо начинает сказываться. Вооруженное ограбление — это как скоростной слалом. Неприятности заявляют о себе в конце дня, последнее усилие оказывается наиболее разрушительным.

— На улице Севр директор магазина, — продолжает Луи, — решил поиграть в сопротивление. В тот момент, когда налетчики уже готовы были смыться, он вообразил, что может их задержать, схватил за рукав того, кто нес награбленное, и попробовал повалить его на пол. Пока тот, кто был на шухере, наводил на храбреца «Mossberg», его подельник уже успел всадить ему в грудь две девятимиллиметровые пули.

Нам, естественно, так и не удалось выяснить, хотели ли налетчики закончить на этом, или у них были дальнейшие планы, которым помешала гибель ювелира, но они вынуждены были ретироваться.

Если забыть о количестве магазинов, то в ограблениях нет ничего экстраординарного. Новички, молодняк, они начинают орать, размахивать руками, стрелять в воздух, прыгать на прилавки, оружие выбирают как в ролевых играх, чудовищного размера, и сразу становится ясно, что они уже в штаны наложили от страха. Наши же ребята действовали очень решительно, зря не суетились. И не встань у них на пути этот любитель поиграть в героизм, они бы благополучно отбыли, оставив после себя неизбежные разрушения, ну и все.

— Сколько они в январе взяли?

— Шестьсот восемьдесят тысяч евро, — произносит Луи. — Запротоколировано.

Камиль приподнимает бровь. Не то чтобы он был удивлен: ювелиры никогда не объявляют размеры истинных убытков, у них всегда есть что скрывать, нет, не в этом дело. Камилю просто нужна правда.

— Чистыми около миллиона евро. При продаже — тысяч шестьсот, может быть, шестьсот пятьдесят. Отличный результат.

— Известно, через кого сбывали?

При таком улове, который тянет на большие деньги и вместе с тем очень неоднороден, при перепродаже происходят большие потери, да и компетентных скупщиков в Париже не так-то много.

— Предположительно, товар прошел через Нейи, однако…

Естественно. Это был бы лучший выбор. Ходили слухи, что скупщик — некий расстрига. Камиль никогда не проверял, но не находил в этом ничего удивительного — и та и другая профессиональная деятельность прекрасно уживаются друг с другом.