Кадровичка Ирма Юрьевна Оболонская, пышная молодящаяся дама, была всегда в центре событий, происходящих в консерватории, и в курсе всех новостей, связанных с миром музыки и музыкантами.

Ирма Юрьевна уже знала о смерти Виолетты Генриховны во всех подробностях, чем сильно изумила Диану.

— Можно подумать, что вы на месте преступления были, — проговорила она.

Ирма Юрьевна загадочно улыбнулась и заявила то ли в шутку, то ли всерьез:

— У нас везде есть свои люди.

— Но все-таки откуда вы все узнали?

— Ну, о смерти бедняжки Вебер мне вчера вечером сказала наша директриса, а все остальное рассказала ваша билетерша, когда я позвонила в кинотеатр.

Диана ошеломленно покачала головой.

— Ловко!

— Я даже знаю, что Вебер задушили струной от скрипки, — усмехнулась Ирма Юрьевна.

— А еще у нее похитили старый ридикюль, — подсказала Диана.

— Ридикюль?! — вспыхнула кадровичка и в запальчивости произнесла: — Этого и следовало ожидать…

— Почему?

Оглянувшись на дверь, Ирма Юрьевна таинственно прошептала:

— Однажды Виолетта Генриховна мне призналась, что владеет великой ценностью…

— Бриллиантами?

— Да нет, — отмахнулась кадровичка. — Она проговорилась, что ей переданы по наследству от родителей ноты «Реквиема» Моцарта.

— Ну и что? — недоумевала Диана. — Это разве редкость? Их в любом музыкальном магазине купить можно.

— Это ноты самого Моцарта! И «Реквием» там дописан полностью, — торжественно продолжила Ирма Юрьевна.

Боясь показаться полной невеждой, Диана кивнула, изобразив изумление, и пробормотала:

— Да, если ноты самого Моцарта, то конечно.

— Не просто ноты! — возразила кадровичка. — Всем известно, что Моцарт умер, не закончив «Реквием», а перед смертью дал наставление своему ученику, как следует закончить. А Виолетта Генриховна утверждала, что у нее «Реквием», дописанный самим Моцартом, и если это правда — это же мировая сенсация!

— Тогда эти ноты стоят безумно дорого, — осторожно заметила Диана.

— Они бесценны! Ведь смерть Моцарта до сих пор неразрешенная загадка.

— А разве его не Сальери отравил? — удивилась Диана.

Ирма Юрьевна презрительно усмехнулась:

— Одна из версий. Ничего достоверно неизвестно.

Диана с опаской оглянулась на дверь и тихо спросила:

— А кто-нибудь еще знает то, что Виолетта Генриховна рассказала вам?

Ирма Юрьевна рассмеялась.

— Слухи ходили, но никто не верил, что Моцарт закончил «Реквием» сам, всем хорошо известно, что это сделал его ученик Зюсмайер. А бедняжка Моцарт прожил всего тридцать пять лет…

— Он умер таким молодым? — сокрушенно вздохнула Диана. — А от чего?

— Предполагают, что его отравили, — мрачно вздохнула Ирма Юрьевна, — может быть, и Сальери.

— Какая трагедия! — покачала головой Диана. — Вот и нашу Виолетту Генриховну убили, неужели из-за Моцарта?

— Да, трагедия, — задумалась Ирма Юрьевна. — Если действительно «Реквием» дописан Моцартом, чтобы заполучить ноты, могут и убить, так что, если вы что-то узнаете, позвоните мне, консерватория вам будет очень благодарна.

— Но вы же сказали, что никто в это не поверил…

— Как знать, как знать, — покачала головой кадровичка. — Чего в этом мире только не бывает.

Получив от Ирмы Юрьевны фотографию для некролога, Диана вернулась в кинотеатр.

В «Олимпе» был наплыв зрителей. Диана закрылась в своем кабинете, чтобы ей не мешали, и взялась за записную книжку с номерами телефонов сотрудников. Она позвонила сначала одной билетерше, работавшей вчера, потом другой, оказалось, что подробности убийства кадровичке консерватории рассказала Аделаида Семеновна.

Диана рассердилась:

— На каком основании вы все выложили неизвестному человеку? А если бы это позвонил сам преступник?

— Так она представилась, сказала, что из консерватории, коллега бывшая, — стала виновато оправдываться Аделаида Семеновна.

— А почему на меня звонок не перевели?

— Так вы были заняты…

В дверь постучали, затем подергали ручку.

— Диана, — послышался голос Эмилии Бобрышевой. — Ты у себя?

— Да, я на месте, сейчас открою…

Диана положила трубку и впустила администраторшу.

Эмилия опустилась на один из стульев и, облокотившись на стол, устало вздохнула:

— Сегодня день какой-то сумасшедший, народ ломится с утра.

— Так это хорошо, — улыбнулась Диана. — План перевыполним, премию хорошую получим.

— Это — да, только столько мороки с этими зрителями.

— А ты как хотела? — хмыкнула Диана. — Радуйся, что они к нам идут. — И тут же переключилась на билетершу Аделаиду Семеновну и ее длинный язык.

Эмилия возмутилась:

— Это ты виновата, Диана, нянькаешься с ними, я бы с нее сняла премию, чтобы в следующий раз знала, что можно говорить незнакомым людям, а что нет.

Моцарт решил обосноваться в каком-нибудь крупном городе, где ему дадут хорошее место при придворной капелле. Он писал отцу, что не желает ничего, кроме хорошей службы — достойной по характеру и по деньгам, где угодно, лишь бы это было католическое место. Вольфганг предполагал, что при его славе любой курфюрст за счастье посчитает взять на работу такого музыканта, как он.

Вольфганг мечтал, что он создаст национальную немецкую оперу, начнет развивать немецкое искусство и положит конец итальянскому владычеству в музыке. А для того чтобы восполнять материальные средства, которых у них с матушкой оставалось все меньше и меньше, Моцарт задумал по дороге давать концерты. Вырвавшись на волю, неопытный, непрактичный юноша не представлял, как ему будет сложно одному, без предприимчивого отца устроиться в этой жизни.

Матушка Вольфганга была бесхитростна и не могла помочь молодому музыканту в делах, а сам юноша, путешествуя с отцом, думал только о музыке и житейского опыта не набрался.

Моцарты прибыли в Мюнхен, сняли жилье, и Вольфганг, уверенный в своей репутации, обратился к князю фон Цайлю, ответственному за театральный репертуар, а затем к графу Сео, местному инспектору музыки. Но они оба лишь беспомощно разводили руками и единодушно твердили, что вопрос трудоустройства нужно решать с курфюрстом.

Моцарт растерялся, но ему помогла знакомая виолончелистка Вошитке, она устроила молодому музыканту встречу с курфюрстом.