Из дому тащит.

«Потерпи немного, —

Люди говорят. —

Милого побои

Недолго болят.

Милого побои

Недолго болят».

Огорчаться неча,

Робкая душа.

Он меня жалеет,

Любит он меня.

Он меня жалеет,

Любит он меня…

— Если муж не устраивает, разводиться нужно, а не выть белугой! — прокомментировала Анжела.

— Ой, это вы, Анжела Викторовна, — вздрогнула Регина Петровна, положив лопаточку, которой мешала на сковороде сало и лук, — а я и не услышала, как вы вошли. Я думала, что вы наверху отдыхаете. Вот хотела себе яичницу приготовить.

— Кофе мне сделай! — сказала Анжела все так же раздраженно и, наливаясь краской, добавила: — Я тебя сто раз просила сало с луком в моем доме не жарить. Я не переношу этого запаха!

— Так я же думала, это вы просили, чтобы вам я сало с луком не подавала. А я же не вам, я себе, — сказала Регина Петровна, вздыхая.

Пока она говорила с хозяйкой, лук начал подгорать и вся кухня наполнилась едким дымом.

— Что у тебя тут, Регина, пожар?! — звонко воскликнула горничная Юля, которая была едва ли не вдвое моложе Регины Петровны, но обращалась к ней исключительно на «ты».

— Кофе мне кто-нибудь сделает?! — выкрикнула Анжела.

— Тихо, тихо, радость моя, иди наверх, я сделаю тебе кофе, — неожиданно отозвался Гарик, который неслышно вошел в дом и на кухню.

— Гарик, поговори с ними, они меня в грош не ставят! — обиженно сказала Анжела и, развернувшись, вышла из кухни, поднялась наверх, опять села в кресло-качалку и попыталась проговорить про себя все то, чему учил ее в Америке личный психотерапевт, бывший эмигрант Роберт Карлович.

Мерно покачиваясь, Анжела сначала про себя, а потом полушепотом повторяла:

— Я спокойна, я абсолютно спокойна. Я сижу на берегу океана и слушаю шум прибоя. Он меня успокаивает, он меня успокаивает… Солнце садится за горизонт. Вот оно касается волн, и они одна за другой передают друг другу его свет… Я спокойна, я абсолютно спокойна…

В Штатах, как показалось Анжеле, психотерапевты были более востребованы, чем священники. Каждый уважающий себя американец имел личного или семейного психотерапевта. И здесь, в России, Анжеле очень не хватало Роберта Карловича. Самым лучшим его качеством было то, что он мог выслушивать человека, не навязываясь со своими комментариями и советами. Именно поэтому, уехав в Россию, Анжела регулярно общалась с Робертом Карловичем через Интернет. Она выговаривалась, и ей сразу становилось легче. Гарик тоже мог выслушать, но он обязательно начинал комментировать или, еще хуже, действовать.

И сейчас, когда Гарик наконец поднялся наверх, первое, что он сказал, было:

— Они обе уволены. Собирают вещи и сейчас съедут. Я сам рассчитаюсь с ними завтра. Ты дашь мне деньги, я встречусь с ними где-нибудь в городе и расплачусь.

— Зачем?! Зачем ты их уволил?! — возмутилась Анжела, вскочив с кресла. — Как ты мог без меня их уволить?! Ведь я, я же их хозяйка!

— Ну конечно ты! — попытался пойти на попятную Гарик. — Но ведь у тебя на них уже нервов не хватает.

— Разве можно быть уверенным, что новая прислуга окажется лучше старой? — вздохнув, пожала плечами Анжела.

— Ты хочешь, чтобы я их вернул? — удивился Гарик.

— Да. Да, да! — опять сорвалась на крик Анжела. — Верни, немедленно верни их!

— Айн момент! — сказал Гарик и сбежал вниз.

Вернулся он спокойный и удовлетворенный.

— Ну вот. Конфликт улажен. Обе дамочки абсолютно счастливы. Я сказал, что хозяйка успокоилась и решила не расставаться с такими ценными для нее кадрами. Так что ты теперь их благодетельница.

— Спасибо, — вздохнула Анжела. — Ты же знаешь, что я и так сижу без охранника. А если бы еще и эти уволились, совсем лажа…

— Все в порядке, — улыбнулся Гарик. — И охранника мы тебе найдем. Будет тебе охранник. Но нервы у тебя, мать, совсем швах.

— Знаю, — кивнула Анжела, нервно расхаживая по комнате.

— Так что ты делать собираешься? — поинтересовался Гарик. — Тебе же лечиться надо.

— Нет, — покачала головой Анжела. — Я просто давно не общалась с моим психотерапевтом.

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул Гарик.

— Не хмыкай тут! — опять взорвалась Анжела. — Ты понятия не имеешь, какие у нас с ним отношения!

— Ах, так у вас с ним еще и отношения! Я смотрю, ты продолжаешь ему перечислять солидные гонорары, — сказал Гарик и тут же пожалел о сказанном.

Анжела в буквальном смысле взорвалась:

— Я попросила тебя проверить мои финансы не для того, чтобы ты учил меня, как я должна тратить деньги!

— Да тихо ты, Анжела, тихо, — проговорил Гарик, чуть приобняв ее, и добавил: — Тебе, Анжела, мужик нужен. Молодой, здоровый, полный сил и энергии. Может, в клуб тебя какой сводить?

— Сама разберусь, — чуть успокоившись, ответила Анжела, отстраняясь от Гарика. — Будет охранник — и сама разберусь.

— Разберешься, конечно, разберешься… — задумчиво пробормотал Гарик.

— Кстати, ты обещал, что придумаешь мне тоже какую-нибудь роль в этой твоей игре, — вспомнила Анжела. — Бомжихой я, конечно, быть не хочу.

— А давай я тебя поварихой или гувернанткой к кому-нибудь устрою, — не то в шутку, не то всерьез предложил Гарик.

— Поварихой — нет, — покачала головой Анжела. — А вот гувернанткой вполне. Я еще сильно не примелькалась. Постригусь. Покрашусь в какой-нибудь рыжий цвет, цветные линзы надену, может, очки для пущей важности нацеплю. Только сначала охранника мне найди. Кто-то ведь должен следить за моей безопасностью.

— Да, а то пропадешь, как иногда бывает. И кому тогда деньги? У тебя же ни мужа, ни детей, вообще никаких родственников, — как-то нехорошо взглянув на Анжелу, заметил Гарик.

— А разве в твоей игре бывает, что люди пропадают? — удивилась Анжела.

— Всякое бывает. Вот в последней игре двум парням из трех не по силам стало бомжевать. Одного какие-то отморозки так иссинячили, что на больничной койке оказался. А другому срочно приспичило любовницу свою с днем рождения поздравить. Думал, что наши люди не просекут. Зато третий как в воду канул. Может, прижился среди бомжей? Деньги мы жене передали. А где он, что с ним — нас уже не волнует.

— Когда ты охранника мне найдешь? — напомнила Анжела.

— Ты можешь хотя бы день подождать? — спросил Гарик. Теперь нервы, похоже, начинали сдавать уже у него.

Тут раздался звонок. Горничная поднялась наверх и, волнуясь, сообщила: