Поскольку поиски досок закончились неудачей, мы решили провести остаток дня в гостинице. После того как мы переедем в арендованный нами бетонный бункер, нам останется только вспоминать о кухне, бассейнах и уровне обслуживания «Маллиуаны». Мы переоделись в купальные костюмы и растянулись на лежаках рядом с искусственным водопадом. Вода, сбегая по камням, водопадом обрушивалась из одного бассейна в другой.

Окинув взглядом зеленые газоны и пальмы, в листьях которых играл ветер, я задумалась, сколько же уходит воды на поддержание всей этой красоты при том, что на острове практически нет дождей. Красные, пурпурные, оранжевые заросли бугенвиллии обвивали белую полукруглую стену, огораживавшую участок с плавательными бассейнами. Рядом со стеной змейкой вилась выложенная плиткой дорожка, уходившая в сторону вилл, разбросанных по утесу. Рядом с моим лежаком цвел олеандр, радостно подставив жарким солнечным лучам розовые цветы.

«Откуда они берут все эти растения? — удивилась я. — Должно быть, здесь есть свой питомник и, не исключено, целая армия садовников». Я отдала себя во власть теплого солнца и задремала под убаюкивающий шум воды.

На следующее утро в семь сорок пять мы уже сидели на морском вокзале и ждали паром, который должен был прийти в восемь. Заплатив выездную пошлину в два доллара, мы опустились в пластиковые кресла и принялись ждать, поглядывая на часы. Восемь утра. Стрелки ползут дальше. Парома нет.

Вот вам первый урок Ангильи. Не надейтесь на расписания. Время прибытия и отбытия тут меняются, как погода в Новой Англии. Боб поинтересовался у женщины, собиравшей выездную пошлину, когда будет паром.

— Корабль на восемь сломаться, — услышал он в ответ. — Следующий корабль — восемь тридцать.

К половине девятого в зале ожидания уже было полным-полно народу. Тут имелось несколько туристов, решивших съездить на день на Сан-Мартин и побродить по острову, однако большинство пассажиров были местными. Они с дикой скоростью тараторили, что-то обсуждая друг с другом. Когда обитатели Ангильи общаются между собой, несмотря на то, что они говорят по-английски, язык, который является для нас с Бобом родным, приобретает совершенно иной ритм и звучание. Время от времени я выхватывала узнаваемые слова или даже целые фразы, но чтобы попытаться понять суть разговора, следовало сосредоточиться, а на это я сейчас была не готова тратить силы. Я терпеливо сидела, а люди, окружавшие меня, с тем же успехом могли говорить на суахили. «Да, от Ангильи у меня останется масса впечатлений», — подумала я.

В восемь сорок пять пришел паром. Пассажиры, количество которых было рассчитано на два парома, попытались втиснуться на один. Мы оказались в маленьком закутке и стояли, стараясь изо всех сил удержать равновесие. Суденышко, вспенивая воду, двинулось через пролив. Женщины держали детей на руках. Большинство малышей вели себя очень спокойно. Они сладко спали, убаюкиваемые волнами. Несколько дам постарше выглядели напуганными и то и дело хватались за спинки кресел впереди.

«Табит» можно было назвать паромом с очень большой натяжкой. Это было железное грузовое судно, в которое рядами поставили старые самолетные кресла. Салон представлял собой полностью замкнутое пространство. Окна и двери были закрыты. Я тут же почувствовала приступ клаустрофобии, однако снаружи салона ни стоять, ни тем более сидеть было негде. Я ощутила себя словно в ловушке. Двигатели ревели так громко, что если кто-нибудь к кому-нибудь обращался, то не было слышно ни слова. Пол дрожал. Воняло дизельным топливом. Сами понимаете, почему мне поездка показалась малоприятной. Команда потрудилась над внутренним убранством салона, и, глядя на плоды их трудов, мы не могли сдержать улыбки. Под потолком кто-то натянул кучу гирлянд разноцветных огней, которые обычно вешают на рождественскую елку. На стене висел телевизор с видеомагнитофоном. На экране мелькали кадры старого фильма с Эдди Мерфи. Из-за шума моторов звука не было слышно. Больше всего нас удивили клетчатые занавески. Кто-то потрудился, потратив немало сил, чтобы создать в салоне определенную атмосферу и прикрыть окна. С моей точки зрения, самое главное в морской прогулке — вид, открывающийся из окна. Впрочем, совершенно очевидно, что местные жители воспринимали путешествие на Сан-Мартин как поездку на такси, а скрытые занавесками роскошные пейзажи их нисколько не волновали.

Паром пересек пролив за тридцать минут. К тому моменту, когда я выбралась на пирс, меня успело сильно укачать. Голова раскалывалась. Я присела на скамейку, чтобы прийти в себя, а Боб отправился в местную фирму по прокату автомобилей. Машина оказалась настоящим сокровищем: передний бампер отсутствовал, лобовое стекло в трещинах, со стороны пассажирского сиденья имелась пара вмятин, а дверная ручка была отломана.

— Классная тачка, — сказала я Бобу, когда он изнутри открыл мне дверь. — И где ты только такую откопал?

Мы поползли по узеньким улочкам мимо кондитерских магазинчиков и бистро. Проехали здание почты, куда выстроилась длинная очередь, и кучу лавочек беспошлинной торговли, в которых можно было приобрести все, что угодно: фотоаппараты и видеокамеры, парфюмерию, драгоценности.

Картины, разворачивающиеся вокруг нас, напоминали скорее Французскую Ривьеру. Высокие худые блондинки в обтягивающих платьицах, по максимуму обнажив загорелые тела, спешили куда-то по своим делам. Мимо проносились мужчины с лоснящимися волосами в просвечивающих рубашках и синих джинсах. Многие из них разговаривали на ходу по мобильным телефонам. Все это было совершенно не похоже на Ангилью. Создавалось впечатление, что паром привез нас не на Сан-Мартин, а в Сан-Тропе.

Выбравшись из города, мы неожиданно оказались на местном варианте автобана: пятикилометровом участке относительно прямой дороги. В каждом направлении шло по одной полосе движения. Когда мы разогнались до ста десяти километров в час, нашу «тойоту» начало трясти, и мы поняли, что эта скорость является для нее предельной. Другие машины проносились мимо нас, словно стремились поскорей достичь некой невидимой финишной черты. Обгонявшие нас водители мигали фарами и бибикали. Они мчались на такой дикой скорости, что у нас создавалось впечатление, что мы вовсе стоим на месте.

— Ну как один остров может столь сильно отличаться от другого? — спросила я Боба, — Ты только посмотри. Мы всего в десяти километрах от Ангильи, а движение здесь, как на автостраде в Нью-Джерси.

— Слава богу, что все предпочитают Сан-Мартин, — отозвался Боб.

Когда мы проехали мимо знака, извещавшего, что мы пересекаем границу голландских владений, муж покрепче взялся за руль. Мы съехали вниз по склону холма. На подъезде к городу выстроилась целая колонна машин, двигавшаяся с черепашьей скоростью. Последовав примеру сотен других людей, мы махнули рукой на правила, припарковали машину у дороги и оставшееся расстояние прошли пешком.

В отличие от Ангильи, товары на Сан-Мартине не облагались таможенной пошлиной, и поэтому круизные лайнеры заходили именно сюда. В тот день мы этих лайнеров в порту насчитали целых пять штук. Обезумевшая толпа загорелых, жадных до покупок туристов, добравшись до берега, тут же теряла остатки контроля над собой. Вооруженные камерами орды, толкаясь, сновали по узеньким грязным улочкам, желая отыскать все самое дешевое: от футболок и кубинских сигар до часов «ролекс». Пробираясь через толпу, мы искали строительные материалы и всякие принадлежности для ресторана.