– Таня, угомонись, – председатель приглашающе отодвинул стул. – Садись сама. Как же без хозяйки-то за столом?.. А я прошу простить, часа два как позавтракал. Пойду бумаги приготовлю. После завтрака с документами разберёмся.

Уже допивали кофе, когда на кухню вошёл озабоченный Фёдор Егорыч.

– К телефону тебя, Яков. Начальство требует.

– Как так? Тут же зона радиомолчания. Какой телефон?

– Избаловались вы с сотовой связью, – хмыкнул председатель. – Обыкновенный. Проводной. С райцентром нашим связь по кабелю, через Обь. Вот по нему и дозваниваемся. Если, конечно, какая землечерпалка не оборвёт. Но сейчас связь есть, и ваш Пал Палыч срочно требует тебя к телефону.

Кабинет, как гордо называл эту комнату председатель, скорее был похож на комнату отдыха – большой диван, столик перед ним, на столике пульт от телевизора. Сам телевизор на стене напротив, под ним DVD-проигрыватель, стопка дисков рядом. А с боку, у окна, на письменном столе скромная стопка бумаг и телефон – аппарат довольно обыкновенный, устаревшей модели, телефонная трубка снята, лежала рядом. Я поднёс её к уху и сморщился – начальник на том конце провода рвал и метал.

– Яков! – Голос Пал Палыча был скрипуч, тяжёл. – Что ж ты дела не доделал? Быстро назад. Тут срочно надо подписать бумаги по мелькомбинату. Проверка намечается.

В этот же день я был в городе – на пневматике подбросили до трассы, там на попутном автобусе добирался, но уже через три дня вернулся, чтобы отправить Виктора домой…

В Барнауле я должен был находиться ещё как минимум недели две. Серьёзная проверка обрушилась на наш филиал мощным цунами. Лица проверяющих, сменявших друг друга, мелькали, словно при ускоренной съёмке. Сначала налоговая инспекция, потом РУБОП, ОБЭП, зачем-то Следственный комитет. Причём ничего конкретно не предъявляли, вели непонятные разговоры, делали бессмысленные выемки документов, и всё это сопровождалось странными намёками: типа сами сознайтесь или вам же хуже будет. При этом никаких конкретных претензий к концерну не было. Понятно, что всё это неспроста, и, видимо, кому-то очень не хочется, чтобы мы лезли в совхоз «Заветы Октября». Пал Палыч разбил телефон, дозваниваясь в головной офис. Но оттуда ничего конкретного не поступило. Мол, терпите, не поддавайтесь на провокации, Ник Ник в курсе и решает на самом верху. Что же такого в простом на первый взгляд деле? Отработанная схема: земля, лес – ничего особенного. И тут я вспомнил – Объект! Но размышления прервал звонок председателя.

– Яков, приезжай скорее! С твоим другом очень плохо.

И тут меня тряхнуло – сон! Сон в руку! Я вспомнил, что снилось ночью. Утром встал с ужасным беспокойством. Душу рвало так, будто пережил что-то страшное, что не хочу, не могу вспоминать, но и забыть полностью не получается. Пытался вспомнить, что же снилось, и не мог. Ничего, кроме звуков – скребущих, режущих. Долго стоял под душем, смывая разбитость, и только потом, после третьей чашки крепкого кофе, удалось немного прийти в себя. Но в офисе со всеми этими проверяющими закрутился, переключился на текущие дела, нырнул в море актов, справок, счетов, договоров и так в них закопался, что думал – не выплыву. Если бы не этот звонок. Мне словно под дых вдарили железным кулаком – одномоментно и ярко, будто вживую, будто я снова оказался там, вспомнился сон. За какие-то доли секунды я просмотрел его, да что просмотрел – прожил…

Во сне я шёл по тёмной улице, кажется, деревенской, но может, это был и частный сектор города – не знаю, не разобрал. Впереди – дом, как будто мой дом, но окна тёмные, света нет. Фонарь болтается на столбе, ветер иногда задевает его, и в ответ слышится недовольный скрип кольца, на котором висит похожий на стеклянную литровую банку плафон. Там, во сне, я был хозяином тёмного домика за высоким забором, и сейчас стоял во дворе и дико сожалел о том, что поторопился пристрелить собаку. Незваные гости не нужны… Потом в голову полезли мысли совсем нехорошие: вспомнились рассказы, что странные звуки, неслышные хозяевам, тем не менее слышимы не только проходящим мимо ограды, но и даже доносятся порой до соседей – несмотря на то что дом стоит на отшибе. Но там, во сне, я был человеком, который привык всё измерять цифрами, отражать в накладных, может, поэтому и к страшилкам относился спокойно, но там, стоя перед домом, не на шутку испугался. За спиной противно скрипнул, качнувшись, фонарь. На мгновенье замер, потом, обругав себя за излишнюю впечатлительность, направился к дому. Двор засажен цветами, фруктовые деревья в цвету. Не знаю, но почему-то я удивился этому. Нагнулся, сорвал травинку, растёр её между пальцами. Немного постоял, будто раздумывая над тем, стоит ли заходить в дом. Видно, решил что-то проверить или услышал что-то и чуть не бегом побежал мимо крыльца за угол строения. Увидев раскиданную поленницу, я замер на мгновенье и тут же, пробормотав под нос нечленораздельное ругательство, полез в карман. Дальше шёл осторожно, держа в полусогнутой руке пистолет. Какой марки оружие, не рассмотрел в темноте, да и там, во сне, это было не важно. Положил средний палец на курок, мимолётно пожалев о том, что когда-то оторвало фалангу указательного. Небольшая поленница маскировала дверцу, сейчас приоткрытую, из-за неё вырывалась в ночную тьму полоска тусклого света. Откуда-то из глубины дома послышался странный звук, я не понял, плачь это или смех, но успокоился, убрал оружие. Из-за двери снова донёсся приглушённый звук. Кто-то очень тихо застонал, так тихо, что в реальной жизни вряд ли бы расслышал, но во сне все чувства обостряются порой до нереального. Дверь открывалась и с громким хлопком возвращалась на место, но без скрипа – петли тщательно смазаны. Аккуратно придержал её и заглянул внутрь. Лестница вела вниз, к двери в подвал, сейчас приоткрытой. Именно из-за неё вырывался тусклый, красноватый свет, позволяя увидеть развешенные на стенах инструменты и небольшой стеллаж с какими-то железками. Стоял, смотрел на открытую дверь и понимал, что приближаться к ней совсем не стоит, но что-то неудержимо тянуло внутрь этого страшного дома. Я не был трусом, но там, во сне, впервые усомнился в этом – такого страха никогда в жизни не испытывал. Чувствовал, что вдруг стало тяжело передвигать ноги, будто подошвы стареньких кроссовок намертво приросли к полу. Снова раздался странный, едва различимый стон… Вытер вспотевший лоб и сделал шаг, потом другой шаг, потом третий… Всё-таки добрался до подвальной двери и остановился, не решаясь сделать следующий шаг. Принюхался – откуда-то снизу доносился запах свежей крови. Придержал старую, рассохшуюся дверь и посмотрел на железную, выкрашенную чёрной краской лестницу, уходившую вниз. Над головой покачивалась на сквозняке тусклая красная лампочка. Небольшой жестяной абажур, что кульком обнимал лампу, не давал свету рассеяться, узким лучом направляя его вниз, на выщербленные бетонные стены, на черные ступени, на тонкие, сваренные из арматурных прутьев, перила. Глядя на эту лестницу, вспомнил слова детской страшилки: «По чёрной-чёрной лестнице идёт чёрный-чёрный человек…» Прислушался. Снизу доносилось гудение, такое, будто там находился рой пчёл. Возможно, я нашёл бы в себе силы поставить ногу на ступеньку, уже даже схватился за перила, но тут лампа качнулась немного сильнее. Красный луч выхватил из темноты чьи-то большие костлявые руки. Они зависли в воздухе всего на мгновенье, но это мгновенье показалось таким бесконечно долгим, что я успел рассмотреть всё – и обломанные ногти на разодранных в кровь пальцах, и восковую бледность кожи, которая обтягивала огромные, костлявые, словно у мертвеца, ладони, и синюшные полосы, что браслетами обнимали запястья. Костлявые пальцы судорожно дёрнулись, пытаясь зацепиться за край ступеньки, потом разжались и медленно поползли вниз. Лампа снова качнулась. Когда красный луч вернулся на прежнее место, я увидел только тонкие кровавые дорожки на тёмном металле. Потом, на секунду заглушив монотонное жужжание, раздался глухой стук. Внизу кто-то захохотал. Смех был жутким, захлёбывающимся, со звериными воющими нотками, и никак не прекращался, делаясь всё больше похожим на рычание. На голове зашевелились волосы, но я не смог сдвинуться с места, тело словно налилось свинцом, стало чужим и непослушным. Что-то непонятное выпрыгнуло из темноты и бросилось к одеревеневшим ногам. Дико закричав, отпрянул назад, споткнулся о высокий порог, упал. Воображение услужливо нарисовало страшного монстра, который сейчас кинется на меня, но страх парализовал ровно настолько, чтобы я успел рассмотреть большую серую крысу…