— Ну? Жан, рапирой в жбан, чего нос повесил? Как твой достойный соперник?

— Черный Рыцарь всегда побеждает, — буркнул Жан.

Антонов усмехнулся дежурной шутке, потрепал его за плечо:

— Ладно, не хандри. Если в пятницу никого в твоем весе не будет, сам с тобой поспаррингуюсь, обещаю. Добро?

Жан сунул меч под мышку и торжественно пожал широкую ладонь. На мгновение лицо его посветлело, но брови тут же сошлись над переносицей, а губы сжались в упрямую полоску. Юрки больше нет, а тварь, что убила его, все еще жива. Свила гнездо в их доме и только ждет удобного случая…

— Денис Владимирович, как убить дракона? — неожиданно даже для самого себя выпалил Жан.

— Что? — Карие глаза тренера недоверчиво округлились.

— Ну, я это… в смысле… — смущенный своим порывом, Жан замялся. — Ну, вот если бы драконы в самом деле существовали? Вот как с ними сражаться?

К его удивлению, тренер оживился. Почесывая небритый кадык, прищурился, будто вспоминая что-то:

— Интересный вопрос! Я до того, как проф-боями увлекся, тусовался, прости господи, с толкиенистами. Так вот, как-то в Хибинах делали ролевую игру по «Ведьмаку». Ты читал «Ведьмака»?

— Играл, — кивнул Жан.

— Не, это не совсем то. В книге есть эпизод, когда Геральт с кучей других охотников за удачей едет ловить дракона. Ну так вот, на той ролевке отыгрывали эту сцену. Сшили, значит, здоровенный такой костюм дракона, метра четыре в длину! Семь человек в нем сидело! Мастера тогда так рассуждали: дракон зверюга здоровая, шкуру ему за просто так не пробьешь. Но! — Тренер многозначительно поднял палец: — Должны и у такой скотинки быть уязвимые места, верно? Ну и по зрелом размышлении решили: во-первых, глаза. Какой бы здоровый ты ни был, а глаза у всех не больно-то прочные, так? Еще брюхо — оно тоже у всех одинаково мягкое, ребрами не защищенное. Вроде как проскользнул между лап — и в пузо мечом коли. Что-то там, еще было… запамятовал… — Нахмурившись, Антонов поскреб редеющую макушку. — А! Точно! Сочленения всякие — ну, там, где лапы из тела растут. Грубо говоря, в подмышку бить надо было. Тоже здравая мысль — там никакой природной защиты быть не должно, она при ходьбе мешать будет. И крылья, конечно же. Крылья штука хрупкая: повредишь — и дракон летать не сможет. Правда, менее опасным от этого не станет…

— И сколько вам человек понадобилось, чтобы его убить?

— Тридцать, кажется… может, чуть больше. По всему полигону собирали! — Денис Владимирович довольно улыбнулся воспоминаниям. — Только мы его так и не убили. Это он нас убил. Покрошил всех в мелкий фарш! Такая бойня была — песня просто! А ты это к чему вообще?

— Да так… — не найдясь с ответом, Жан пожал плечами.

— Ну, датак, значит, датак, — не стал выпытывать тренер. — Ладно, хорош филонить. Давай-ка: в ногу показал, в голову ударил. Понял? Отрабатывай! И завязывай уже его пинать, не на бугурте.

Улыбаясь, тренер вернулся к старшим ребятам. Жан зубами подтянул ремни креплений на щите и принялся атаковать безответную грушу. Он отступал и набрасывался вновь, с хлестким чавканьем вбивая меч в Черного Рыцаря. Глядя в нарисованные злые глаза за нарисованным забралом, Жан видел пустые зрачки неведомого чудища, дракона, чудом выжившего в мире компьютеров и сотовых телефонов. Жан лупил его что было силы, стискивая зубы, когда отдача простреливала болью натруженное запястье. В ушах все звучал голос тренера:

«Это он нас убил».

«Он нас убил».

«Он нас…»

Во дворе мало кто знал, что Тоха умеет играть в шахматы. Еще меньше людей знали, что играет он весьма неплохо и даже выигрывает у своего дедушки, мастера спорта по шахматам, одну партию из пяти. О том же, что Тоха немного близорук и надевает очки, когда сидит за компьютером или, как сейчас, играет с дедом, во дворе не знал никто.

Разделенные доской, дед и внук сидели друг напротив друга, расставляли деревянные фигурки. Любой, кто взглянул бы на них в этот момент, непременно обратил бы внимание на фамильное сходство. Широкие покатые плечи, длинные пальцы, веснушчатые физиономии, картофельные носы. Они даже чай пили одинаково — шумно прихлебывая из больших кружек. И еще у обоих были очки: у одного — в старой черепаховой оправе, потертые, боевые, у другого — в модной стальной, практически без единой царапины.

Дерево стучало о дерево, пахло абрикосовым джемом и старым лаком. Тоха выстроил ровный ряд черных пешек, шумно, с хлюпаньем, отпил обжигающего чая. Его пожилой двойник неторопливо устанавливал на доске строй белых. Давний ритуал, который нравился им обоим, сегодня раздражал Тоху своей неторопливостью. Кресло сделалось неудобным, угловатым. В попытке хоть как-то устроиться Тоха весь изъерзался. Дед это видел, хмурил дикие седые брови, но не торопил. Знал: если внуку понадобится совет, спросит сам. С доверием у них был полный порядок.

В коридоре невыносимо громко тикали настенные часы. Грохотали как куранты. Тоха раньше не замечал, насколько они шумные. Время шло, а дед только-только начал ставить пешки. Тоха весь извелся, наблюдая, как меееедленно занимает клетку очередной безликий воин с круглой деревянной головой. Наконец, не выдержав, Тоха сказал:

— Дед, вот ты в погранвойсках служил и вообще…

— Ну, служил. — Старик качнул головой, потянулся за пешкой.

— Ты контрабандистов ловил, в настоящем бою был, даже ранение имеешь…

— Ну, имею.

— Вот скажи, как ты… — Тоха замялся, подыскивая слово. Очень уж ему не хотелось произносить вслух… Не найдя ничего более подходящего, Тоха покраснел и выпалил: — Вот когда страшно — по-настоящему, что аж живот крутит, — а сделать все равно надо, как ты это делал?

Вчера он проигрывал этот разговор в голове, и все получалось складно. Тоха спрашивал деда, где тот черпал силы, откуда брал решимость, чтобы перебороть страх, от которого позорно трясутся коленки. Но по части разговоров хороши были Серый и Жан. У Тохи заготовленная речь смешалась, перепуталась, распалась на нечленораздельное мычание. Но дед понял. Он очень долго и серьезно разглядывал внука, вертя в пальцах последнюю пешку:

— Знаешь, Антошка, я на границе двенадцать лет отслужил, и на Дальнем Востоке, и в Казахстане, еще при Союзе, да много где… Четыре раза в бою был — да то как? Бой не бой — стычка. Вот мой отец, прадед твой, значит, Великую Отечественную прошел, вот он в настоящих боях бывал. И он мне, когда жив был, рассказывал так: страх — это такая штука: чуть слабину ему дашь, и он тебя убьет. Я тогда это накрепко запомнил и, когда мой отряд впервые в перестрелку ввязался, сразу его слова вспомнил.

— А ты совсем не боялся? — тихо спросил Тоха.

— Боялся, конечно, — как не бояться? Двое не боятся — дурак да мертвец. Только у меня времени не было, чтобы страх осознать. Уж больно быстро все происходило…

— А когда медленно? Если времени полно и ты ждешь, когда случится что-то плохое, и больше думать ни о чем не можешь?