- Я хотел сообщить это в другой обстановке, - когда шея вжавшейся в стену девушки от волнения пошла мелкими красными пятнами, Марк понял, что ситуацию нужно спасать, - но с некоторых пор в моей жизни есть только одна девушка, - он подошел к Эмме и, буквально отлепив от стены, приобнял за плечи. – Снежанна, извини. Я поступил, как козел. Можешь врезать мне, если хочешь.

Эмма не чувствовала ничего, ни когда руки Марка прикоснулись к плечам, ни когда бывшая пантерка кричала, как сумасшедшая, и выбежала прочь, громко хлопнув дверью. Она просто смотрела на своего босса, который в ответ невозмутимо разглядывал её. Такими же глазами, как у сына, но с совершенно другим выражением. Если у Марка они словно излучали свет на все вокруг, в их лучах хотелось погреться, то эти глаза затягивали в глубину, в темную бездну. Что прячется за этим взглядом? Кто знает?

- Пап, извини. Отвратительная сцена, ты не должен был это видеть, - произнес Марк, когда они остались втроем в комнате с наспех разбросанными вещами и сорванной с кровати простыней.

- Я не перестаю тебе удивляться, - ровным голосом произнес Громов-старший. Послушать его со стороны, так ничего и не произошло, как будто сейчас они за столом в гостиной обсуждают погоду. Эмма терялась в догадках, кому из них адресовали эту фразу. На какую-то сотую долю секунды показалось, что ей. Марк, к счастью, воспринял это на свой счет.

- Сюрпризы – часть моей природы. Пошли, я отдам тебе чертежи. Ты ведь за ними пришел?

Когда мужчины покинули комнату, Эмма, как подкошенная, рухнула на пол. Откуда-то взялись слезы. Она чувствовала себя абсолютно разбитой и как будто грязной. Что происходит? В конце концов, это её личная жизнь и шеф не должен оказывать на нее никакого влияния. Да он, по большому счету, и не оказывал. Эмма сама восприняла его появление слишком близко к сердцу. Объективно, она – девушка его сына и им не по пятнадцать лет, чтобы прятаться от грозного родителя и заботиться о воздержании. Успокоив себя этими мыслями, Эмма умылась и направилась в гостиную, лелея надежду на то, что Даниил Сергеевич уже забрал чертежи и уехал. Два Громовых в одном помещении – перебор для её воспаленного мозга. Это она осознала сегодня в полной мере.

***

Увы, Марк и его отец были в гостиной вместе. Эмма второй раз за утро замерла у полуоткрытой двери. Кажется, у неё вот-вот появится плохая привычка подслушивать. Но удержаться не было сил, и она навострила ушки.

- Марк, ты когда-нибудь успокоишься? Тебе уже двадцать пять лет, в конце концов, пора стать серьезнее, - всегда спокойный голос Даниила Сергеевича сейчас звучал раздраженно. Эмма впервые слышала его таким.

- Ну да, надо было жениться в восемнадцать, как ты. Обзавестись ребенком в девятнадцать, а в двадцать пять сойти с ума? Да я просто за нас двоих отрываюсь, пап. Ты добровольно запер себя в клетку, так чем ты лучше меня? - Марк почти кричал.

- Ничем не лучше. Разница в том, что в восемнадцать у меня хватило смелости полюбить женщину, а не просто завалить её на кровать. Ты многое теряешь, выбирая количество, а не качество.

Громкий хлопок двери сообщил Эмме, что в гостиной остался только один Громов и сейчас он совершенно точно в отвратительном настроении. Входя в комнату, девушка понимала главное - с гениальными планами Марка пора завязывать.

***

Больше не могу, любимая. Я так больше не могу. Кажется, я плохо воспитал нашего сына. Он ведет себя, как совершеннейший болван. Сегодня я застал в его доме жуткую сцену. Одна девушка встретила там другую, а он над всем этим просто смеялся. Я чувствовал, что ему было весело. Представляешь, ему весело причинять людям боль? Боюсь, я не смог привить ему любовь. Для этого ему нужна ты. Только твоя рука, твой голос и твой взгляд объяснят ему, что такое любовь. Потому что ты, моя светлая, истинное воплощение любви.

Самое нелепое, что Эмма, которую он представил мне в первый день как свою девушку, была одной из них. Испуганно куталась в простыню при виде меня и девушки, которую, кажется, зовут Снежанна. У меня кровь стынет в жилах, когда думаю о том, что Эмма испытала, увидев другую. Да, роль любимой девушки была у неё, Марк обнимал её очень нежно. На какую-то долю секунды я поверил в него. Но преждевременно. Снова я возвращаюсь мыслями к моей новой секретарше. Возможно, Марк встречался с двумя девушками одновеменно. Как Эмма переживет это? Она слишком эмоциональна и неопытна, похожа на красивый стеклянный цветок. Помнишь, любимая, как тот, который ты тогда разбила? Хрупкая и прозрачная, если присмотреться к ней, все чувства видно насквозь. Марк не сохранит этот цветок. Одно неосторожное движение и она будет уничтожена. Как он этого не понимает? Почему это пугает меня? С той самой встречи в парке я ловлю себя на мысли, что переживаю за эту девочку.

Как же ты нужна мне, любимая. Как ты нужна нам. Никогда не прощу себя за то, что ты не рядом. Ты бы простила. Конечно, простила бы. Но как жить дальше столь великодушно прощенному? Я задаю себе этот вопрос каждый день.

В понедельник утром Эмма сидела в приемной, вздрагивая от каждого шороха. Он войдет в дверь, разумеется, войдет. А что сказать? Куда прятать глаза? Нервозность, покинувшая её в субботу, вернулась в понедельник с новой силой. Еще и Марк подкинул порцию размышлений.

После безумного утра он отвез её домой, и они попрощались, но как-то скомкано, без огонька, как это бывало обычно. Марк не шутил, Эмма коротко кивнула и отправилась в горячие объятия из вопросов и двусмысленных взглядов домашних. Телефонный звонок раздался в воскресенье утром:

- Привет, солнышко! – вчерашняя хандра улетучилась, и голос Марка снова был вполне жизнерадостным. – У меня есть одна идейка…

- Нет! – Эмма крикнула в трубку так громко, что в её комнату заглянула мама и поинтересовалась все ли в порядке. Пришлось соврать, что Лара поругалась с парнем. Женщина понимающе хмыкнула и удалилась. Надеяться на то, что там две полоски и дочь в панике не приходилось – рановато.

- Да успокойся ты, никакого риска. Больше никаких бывших девушек, но я подумал, что ты могла бы на меня обидеться.

- За что? – не поняла Эмма. Правда, ей-то на что обижаться? Одно дело – Снежка, её растоптали по полной программе. Девушке до сих пор было неловко от того, что она причастна к чему-то подобному.

- Ну представь, что ты меня любишь. Мы провели ночь. А с утра к нам вламывается какая-то девица и орет, что моя девушка. Представила? - Марк явно пытался привести её к логическому выводу, но он как-то не складывался. – Напрягись, ты же почти писатель. Прояви фантазию!

- Марк, в том и дело, что я почти писатель, а не актриса. Ревность? Серьезно? – Эмма совершенно не понимала ревность. Даже в своем романе она очень редко описывала это чувство, наверное, потому что никогда его не знала. В её жизни не было мужчины, на которого хотелось бы наложить лапу и никому не отдавать, как не было и младшей сестры, отбирающей игрушки и внимание родителей. Денис всегда был очень независимым и всякие там нежности не любил, поэтому терпеть их приходилось Эмме.